разсѣвавшимъ клеверъ. Телѣга съ сѣменами стояла не на рубежѣ, а на пашнѣ, и пшеничная озимь была изрыта колесами и ископана лошадью. Оба работника сидѣли на межѣ, вѣроятно раскуривая общую трубку. Земля въ телѣгѣ, съ которою смѣшаны были сѣмена, была не размята, а слежалась или смерзлась комьями. Увидавъ хозяина, Василій работникъ пошелъ къ телѣгѣ, а Мишка принялся разсѣвать. Это было нехорошо, но на рабочихъ Левинъ рѣдко сердился. Когда Василій подошелъ, Левинъ велѣлъ ему отвесть лошадь на рубежъ.
— Ничего, сударь, затянетъ, — отвѣчалъ Василій.
— Пожалуйста, не разсуждай, — сказалъ Левинъ, — а дѣлай, что говорятъ.
— Слушаю-съ, — отвѣчалъ Василій и взялся за голову лошади. — А ужъ сѣвъ, Константинъ Дмитричъ, — сказалъ онъ, заискивая, — первый сортъ. Только ходить страсть! По пудовику на лаптѣ волочишь.
— А отчего у васъ земля не просѣянная? — сказалъ Левинъ.
— Да мы разминаемъ, — отвѣчалъ Василій, набирая сѣмянъ и въ ладоняхъ растирая землю.
Василій не былъ виноватъ, что ему насыпали непросѣянной земли, но все-таки было досадно.
Уже не разъ испытавъ съ пользой извѣстное ему средство заглушать свою досаду и все кажущееся дурнымъ сдѣлать опять хорошимъ, Левинъ и теперь употребилъ это средство. Онъ посмотрѣлъ, какъ шагалъ Мишка, ворочая огромные комья земли, налипавшей на каждой ногѣ, слѣзъ съ лошади, взялъ у Василія сѣвалку и пошелъ разсѣвать.
— Гдѣ ты остановился?
Василій указалъ на мѣтку ногой, и Левинъ пошелъ, какъ умѣлъ, высѣвать землю съ сѣменами. Ходить было трудно, какъ по болоту, и Левинъ, пройдя лѣху, запотѣлъ и, остановившись, отдалъ сѣвалку.
— Ну, баринъ, на лѣто чуръ меня не ругать за эту лѣху, — сказалъ Василій.
