— Но ей все нужно подробно. Съѣзди, если не устала, мой другъ. Ну, тебѣ карету подастъ Кондратій, а я ѣду въ комитетъ. Опять буду обѣдать не одинъ, — продолжалъ Алексѣй Александровичъ уже не шуточнымъ тономъ. — Ты не повѣришь, какъ я привыкъ…
И онъ, долго сжимая ей руку, съ особенною улыбкой посадилъ ее въ карету.
Первое лицо, встрѣтившее Анну дома, былъ сынъ. Онъ выскочилъ къ ней по лѣстницѣ, несмотря на крикъ гувернантки, и съ отчаяннымъ восторгомъ кричалъ: „Мама, мама!“ Добѣжавъ до нея, онъ повисъ ей на шеѣ.
— Я говорилъ вамъ, что мама! — кричалъ онъ гувернанткѣ. — Я зналъ!
И сынъ такъ же, какъ и мужъ, произвелъ въ Аннѣ чувство, похожее на разочарованіе. Она воображала его лучше, чѣмъ онъ былъ въ дѣйствительности. Она должна была опуститься до дѣйствительности, чтобы наслаждаться имъ такимъ, каковъ онъ былъ. Но и такой, каковъ онъ былъ, онъ былъ прелестенъ со своими бѣлокурыми кудрями, голубыми глазами и полными стройными ножками въ туго натянутыхъ чулкахъ. Анна испытывала почти физическое наслажденіе въ ощущеніи его близости и ласки и нравственное успокоеніе, когда встрѣчала его простодушный, довѣрчивый и любящій взглядъ и слышала его наивные вопросы. Анна достала подарки, которые посылали дѣти Долли, и разсказала сыну, какая въ Москвѣ есть дѣвочка Таня и какъ Таня эта умѣетъ читать и учитъ даже другихъ дѣтей.
— Что же, я хуже ея? — спросилъ Сережа.
— Для меня лучше всѣхъ на свѣтѣ.
— Я это знаю, — сказалъ Сережа улыбаясь.
Еще Анна не успѣла напиться кофе, какъ доложили про графиню Лидію Ивановну. Графиня Лидія Ивановна была высокая,