— Въ кого же дурной быть? А Семенъ рядчикъ на другой день вашего отъѣзда пришелъ. Надо будетъ порядиться съ нимъ, Константинъ Дмитричъ, — сказалъ приказчикъ. — Я вамъ прежде докладывалъ про машину.
Одинъ этотъ вопросъ ввелъ Левина во всѣ подробности хозяйства, которое было большое и сложное, и онъ прямо изъ коровника пошелъ въ контору и, поговоривъ съ приказчикомъ и съ Семеномъ рядчикомъ, вернулся домой и прямо прошелъ наверхъ въ гостиную.
Домъ былъ большой, старинный, и Левинъ хотя жилъ одинъ, но топилъ и занималъ весь домъ. Онъ зналъ, что это было глупо, зналъ, что это даже нехорошо и противно теперешнимъ новымъ планамъ, но домъ этотъ былъ цѣлый міръ для Левина. Это былъ міръ, въ которомъ жили и умерли его отецъ и мать. Они жили тою жизнью, которая для Левина казалась идеаломъ всякаго совершенства и которую онъ мечталъ возобновить со своею женой, со своею семьей.
Левинъ едва помнилъ свою мать. Понятіе о ней было для него священнымъ воспоминаніемъ, и будущая жена его должна была быть въ его воображеніи повтореніемъ того прелестнаго, святого идеала женщины, какимъ была его мать.
Любовь къ женщинѣ онъ не только не могъ себѣ представить безъ брака, но онъ прежде представлялъ себѣ семью, а потомъ уже ту женщину, которая дастъ ему семью. Его понятія о женитьбѣ поэтому не были похожи на понятія большинства его знакомыхъ, для которыхъ женитьба была однимъ изъ многихъ общежитейскихъ дѣлъ; для Левина это было главнымъ дѣломъ жизни, отъ котораго зависѣло все ея счастіе. И теперь отъ этого нужно было отказаться.
Когда онъ вошелъ въ маленькую гостиную, гдѣ всегда пилъ чай, и усѣлся въ своемъ креслѣ съ книгой, а Агаѳья Михайловна принесла ему чаю и со своимъ обычнымъ: „а я сяду,
