съ ней говорить. Она дѣвка, а ты баринъ, — проговорилъ онъ, подергиваясь шеей. — Ты, я вѣдь вижу, все понялъ и оцѣнилъ и съ сожалѣніемъ относишься къ моимъ заблужденіямъ, — заговорилъ онъ опять, возвышая голосъ.
— Николай Дмитричъ, Николай Дмитричъ, — прошептала опять Марья Николаевна, приближаясь къ нему.
— Ну хорошо, хорошо!.. Да что жъ ужинъ? А, вотъ и онъ, — проговорилъ онъ, увидавъ лакея съ подносомъ. — Сюда, сюда ставь, — проговорилъ онъ сердито и тотчасъ взялъ водку, налилъ рюмку и жадно выпилъ. — Выпей, хочешь? — обратился онъ къ брату, тотчасъ же повеселѣвъ. — Ну, будетъ о Сергѣѣ Иванычѣ. Я все-таки радъ тебя видѣть. Что тамъ ни толкуй, а все не чужіе. Ну выпей же. Разскажи, что ты дѣлаешь? — продолжалъ онъ, жадно пережевывая кусокъ хлѣба и наливая другую рюмку. — Какъ ты живешь?
— Живу одинъ въ деревнѣ, какъ жилъ прежде, занимаюсь хозяйствомъ, — отвѣчалъ Константинъ, съ ужасомъ вглядываясь въ жадность, съ которою братъ его пилъ и ѣлъ, и стараясь скрыть свое вниманіе.
— Отчего ты не женишься?
— Не пришлось, — покраснѣвъ отвѣчалъ Константинъ.
— Отчего? Мнѣ — кончено. Я свою жизнь испортилъ. Это я сказалъ, и скажу, что если бы мнѣ дали тогда мою часть, когда мнѣ она нужна была, вся жизнь моя была бы другая.
Константинъ поспѣшилъ отвести разговоръ.
— А ты знаешь, что твой Ванюшка у меня въ Покровскомъ конторщикомъ? — сказалъ онъ.
Николай дернулъ шеей и задумался.
— Да, разскажи мнѣ, что дѣлается въ Покровскомъ? Что, домъ все стоитъ, и березы, и наша классная? А Филиппъ садовникъ неужели живъ? Какъ я помню бесѣдку и диванъ!.. Да смотри же, ничего не перемѣняй въ домѣ, но скорѣе женись и опять заведи то же, что было. Я тогда пріѣду къ тебѣ, если твоя жена будетъ хорошая.
