огоньки; не было человѣка безъ зажженной свѣчки въ рукахъ; нѣкоторые же держали цѣлые пучки мокколи. Во всѣхъ окнахъ тоже сіяли огоньки; вечеръ стоялъ чудный, тихій; и дома, и экипажи казались усѣянными блестящими звѣздочками. Въ воздухѣ колебались прикрѣпленные къ палкамъ бумажные фонарики и цѣлыя пирамиды изъ мокколи. Каждый старался оградить свой огонекъ и потушить свѣчку у другого; все громче и громче раздавались крики: «Sia ammazato, chi non porta moccoli!» («Смерть тому, у кого нѣтъ мокколи!»). Тщетно защищалъ я свою свѣчку, ее каждую минуту гасили; тогда я бросилъ ее, и всѣ окружающіе должны были послѣдовать моему примѣру. Дамы, стоявшія вдоль тротуаровъ возлѣ самыхъ стѣнъ домовъ, просовывали свои свѣчи въ окна подвальныхъ этажей и насмѣшливо кричали мнѣ: «Senza moccoli!» (Безъ свѣчки!) Онѣ думали, что ихъ-то свѣчи въ безопасности, но ребятишки, ютившіеся въ подвалахъ, взбирались на столы и тушили огоньки. Изъ оконъ верхнихъ этажей свѣшивались бумажные шары и фонарики со свѣчками, а на подоконникахъ сидѣли люди съ цѣлыми пучками зажженыхъ мокколи, прикрѣпленныхъ къ длиннымъ палкамъ, и помахивали ими въ воздухѣ, выкрикивая: «Смерть тому, у кого нѣтъ мокколи!» Но находились смѣльчаки, которые, держа въ рукахъ длинныя палки съ привязанными къ ихъ концамъ носовыми платками, карабкались по водосточнымъ жолобамъ на крыши и тушили свѣчки сидѣвшихъ у открытыхъ оконъ, а сами высоко подымали въ воздухъ свои, крича: «Senza moccoli!» Не видѣвшій этого зрѣлища не можетъ составить себѣ и понятія обо всемъ этомъ оглушительномъ шумѣ, объ этой толкотнѣ и суматохѣ. Въ воздухѣ становилось душно и жарко отъ человѣческаго дыханія и горящихъ свѣчъ. Нѣсколько экипажей свернули въ неосвѣщенную боковую улицу, и я вдругъ увидѣлъ передъ собою моихъ двухъ масокъ. У кавалера мокколи всѣ были потушены, но у цвѣточницы остался еще цѣлый букетъ горящихъ восковыхъ свѣчекъ, прикрѣпленный къ палкѣ, аршина въ четыре длиною; красавица высоко подымала ее надъ головою и громко смѣялась отъ радости, видя, что ни одна палка съ платкомъ не могла достать до ея свѣчей; старый же кавалеръ ея осыпалъ градомъ конфетти всякаго, кто осмѣливался подойти къ нимъ слишкомъ близко. Но я не струсилъ, въ одно мгновеніе вскочилъ въ коляску и крѣпко ухватился за палку, не обращая вниманія на умоляющее восклицаніе цвѣточницы и отчаянную бомбардировку конфетти со стороны ея защитника. Палка вдругъ переломилась, и пылающій букетъ, при крикахъ ликующей толпы, упалъ на землю.
— Стыдно, Антоніо!—крикнула цвѣточница.
Меня такъ и кольнуло въ сердце,—я узналъ голосъ Аннунціаты! Она бросила мнѣ въ лицо весь свой запасъ конфетти вмѣстѣ съ корзинкой.
огоньки; не было человека без зажжённой свечки в руках; некоторые же держали целые пучки мокколи. Во всех окнах тоже сияли огоньки; вечер стоял чудный, тихий; и дома, и экипажи казались усеянными блестящими звёздочками. В воздухе колебались прикреплённые к палкам бумажные фонарики и целые пирамиды из мокколи. Каждый старался оградить свой огонёк и потушить свечку у другого; всё громче и громче раздавались крики: «Sia ammazato, chi non porta moccoli!» («Смерть тому, у кого нет мокколи!»). Тщетно защищал я свою свечку, её каждую минуту гасили; тогда я бросил её, и все окружающие должны были последовать моему примеру. Дамы, стоявшие вдоль тротуаров возле самых стен домов, просовывали свои свечи в окна подвальных этажей и насмешливо кричали мне: «Senza moccoli!» (Без свечки!) Они думали, что их-то свечи в безопасности, но ребятишки, ютившиеся в подвалах, взбирались на столы и тушили огоньки. Из окон верхних этажей свешивались бумажные шары и фонарики со свечками, а на подоконниках сидели люди с целыми пучками зажжёных мокколи, прикрепленных к длинным палкам, и помахивали ими в воздухе, выкрикивая: «Смерть тому, у кого нет мокколи!» Но находились смельчаки, которые, держа в руках длинные палки с привязанными к их концам носовыми платками, карабкались по водосточным жолобам на крыши и тушили свечки сидевших у открытых окон, а сами высоко подымали в воздух свои, крича: «Senza moccoli!» Не видевший этого зрелища не может составить себе и понятия обо всём этом оглушительном шуме, об этой толкотне и суматохе. В воздухе становилось душно и жарко от человеческого дыхания и горящих свеч. Несколько экипажей свернули в неосвещённую боковую улицу, и я вдруг увидел перед собою моих двух масок. У кавалера мокколи все были потушены, но у цветочницы остался ещё целый букет горящих восковых свечек, прикреплённый к палке, аршина в четыре длиною; красавица высоко подымала её над головою и громко смеялась от радости, видя, что ни одна палка с платком не могла достать до её свечей; старый же кавалер её осыпал градом конфетти всякого, кто осмеливался подойти к ним слишком близко. Но я не струсил, в одно мгновение вскочил в коляску и крепко ухватился за палку, не обращая внимания на умоляющее восклицание цветочницы и отчаянную бомбардировку конфетти со стороны её защитника. Палка вдруг переломилась, и пылающий букет, при криках ликующей толпы, упал на землю.
— Стыдно, Антонио! — крикнула цветочница.
Меня так и кольнуло в сердце, — я узнал голос Аннунциаты! Она бросила мне в лицо весь свой запас конфетти вместе с корзинкой.
