стякъ въ халатѣ и ночномъ колпакѣ и прелестная цвѣточница. Послѣдняя сейчасъ замѣтила, что я вскочилъ къ нимъ не изъ шалости, а скорѣе по нуждѣ, погладила мою руку и предложила пару конфетти. Старикъ же принялся осыпать меня цѣлымъ градомъ конфетти, и какъ только около насъ стало попросторнѣе, цвѣточница послѣдовала примѣру своего кавалера. Защищаться съ пустыми руками я не могъ и весь осыпанный съ головы до пятъ мукою, обратился въ бѣгство. Двое арлекиновъ весело принялись чистить меня своими складными палками, но вотъ та же самая коляска повернула обратно, и на меня опять посыпался градъ конфетти. Я было рѣшилъ для защиты и самъ запастись конфетти, но раздался пушечный выстрѣлъ—сигналъ къ удаленію экипажей въ боковыя улицы, и мои непріятели скрылись. Они, повидимому, знали меня. Кто же они? Въ этотъ день я ни разу не встрѣтилъ на Корсо Бернардо, и меня осѣнила мысль: старикъ въ халатѣ и колпакѣ—онъ, а цвѣточница—его «ручная птичка»! Вотъ бы заглянуть имъ въ лицо! Я досталъ мѣстечко на одномъ изъ стульевъ возлѣ самаго угла площади. Скоро опять прогремѣла пушка—сигналъ къ бѣгу, и лошади стремглавъ помчались по Корсо по направленію къ Венеціанской площади. Вслѣдъ затѣмъ улицу опять запрудилъ народъ. Я тоже собирался было сойти на тротуаръ, какъ вдругъ раздались испуганные крики: «Cavallo!» (Лошадь!) Одна изъ лошадей, прежде всѣхъ достигшая цѣли, не была остановлена тамъ и немедленно повернула назадъ по Корсо. При видѣ этой густой толпы, спокойно разгуливавшей по улицѣ, легко было представить себѣ, какая могла произойти бѣда! Какъ молнія блеснуло у меня въ умѣ вспоминаніе о смерти моей матери; я какъ будто вновь пережилъ тотъ ужасный моментъ, когда мы съ нею очутились подъ лошадьми… Я неподвижно глядѣлъ предъ собою: толпа, какъ бы по мановенію волшебнаго жезла, разомъ отхлынула съ середины улицы въ стороны, словно какъ-то сжалась вся; какъ вѣтеръ пронеслась мимо меня, вся покрытая пѣною, съ окрававленными боками и развѣвающеюся гривою, одичавшая лошадь; изъ-подъ копытъ ея такъ и сыпались искры; и вдругъ она, точно пораженная внезапнымъ выстрѣломъ, растянулась на землѣ мертвою. Всѣ испуганно спрашивали другъ друга, не случилось-ли какого-нибудь несчастья, но Мадонна взяла народъ свой подъ свою защиту,—ничего не случилось, и сознаніе минувшей опасности только настроило всѣхъ еще веселѣе.
Снова былъ поданъ знакъ, экипажи опять запрудили Корсо; скоро долженъ былъ начаться блестящій финалъ карнавала—праздникъ мокколи[1]. Экипажи разъѣзжали теперь какъ хотѣли, давка и тѣснота еще увеличились, мракъ съ каждою минутою густѣлъ, но вотъ всюду замелькали
- ↑ Тоненькія восковыя свѣчки.
стяк в халате и ночном колпаке и прелестная цветочница. Последняя сейчас заметила, что я вскочил к ним не из шалости, а скорее по нужде, погладила мою руку и предложила пару конфетти. Старик же принялся осыпать меня целым градом конфетти, и как только около нас стало попросторнее, цветочница последовала примеру своего кавалера. Защищаться с пустыми руками я не мог и весь осыпанный с головы до пят мукою, обратился в бегство. Двое арлекинов весело принялись чистить меня своими складными палками, но вот та же самая коляска повернула обратно, и на меня опять посыпался град конфетти. Я было решил для защиты и сам запастись конфетти, но раздался пушечный выстрел — сигнал к удалению экипажей в боковые улицы, и мои неприятели скрылись. Они, по-видимому, знали меня. Кто же они? В этот день я ни разу не встретил на Корсо Бернардо, и меня осенила мысль: старик в халате и колпаке — он, а цветочница — его «ручная птичка»! Вот бы заглянуть им в лицо! Я достал местечко на одном из стульев возле самого угла площади. Скоро опять прогремела пушка — сигнал к бегу, и лошади стремглав помчались по Корсо по направлению к Венецианской площади. Вслед затем улицу опять запрудил народ. Я тоже собирался было сойти на тротуар, как вдруг раздались испуганные крики: «Cavallo!» (Лошадь!) Одна из лошадей, прежде всех достигшая цели, не была остановлена там и немедленно повернула назад по Корсо. При виде этой густой толпы, спокойно разгуливавшей по улице, легко было представить себе, какая могла произойти беда! Как молния блеснуло у меня в уме вспоминание о смерти моей матери; я как будто вновь пережил тот ужасный момент, когда мы с нею очутились под лошадьми… Я неподвижно глядел пред собою: толпа, как бы по мановению волшебного жезла, разом отхлынула с середины улицы в стороны, словно как-то сжалась вся; как ветер пронеслась мимо меня, вся покрытая пеною, с окровавленными боками и развевающеюся гривою, одичавшая лошадь; из-под копыт её так и сыпались искры; и вдруг она, точно поражённая внезапным выстрелом, растянулась на земле мёртвою. Все испуганно спрашивали друг друга, не случилось ли какого-нибудь несчастья, но Мадонна взяла народ свой под свою защиту, — ничего не случилось, и сознание минувшей опасности только настроило всех ещё веселее.
Снова был подан знак, экипажи опять запрудили Корсо; скоро должен был начаться блестящий финал карнавала — праздник мокколи[1]. Экипажи разъезжали теперь как хотели, давка и теснота ещё увеличились, мрак с каждою минутою густел, но вот всюду замелькали
- ↑ Тоненькие восковые свечки.
