ты такъ скоро познакомиться? Я ничего не понимаю! Все это кажется мнѣ сномъ, даже то, что я былъ сейчасъ у нея!
— Какъ я попалъ къ ней? Очень просто!—отвѣчалъ Бернардо.—Я, какъ одинъ изъ представителей знатной римской молодежи, какъ офицеръ папской гвардіи и, наконецъ, какъ поклонникъ красоты, счелъ своимъ долгомъ явиться къ ней съ визитомъ! Да любви не нужно и половины всѣхъ этихъ предлоговъ. Вотъ я и явился къ ней, а ужъ само собою разумѣется, что представиться-то ей я сумѣлъ не хуже тѣхъ художниковъ, что явились при тебѣ, также безъ всякихъ глашатаевъ или дядекъ!.. Разъ я влюбленъ, я всегда бываю интереснымъ, и можешь быть увѣреннымъ, что я сумѣлъ занять ее разговоромъ. Черезъ полчаса мы были съ нею уже настолько знакомы, что я могъ ввести къ ней и тебя!
— Ты любишь ее?—спросилъ я.—Любишь ее истинною любовью?
— Да, больше чѣмъ когда-либо!—сказалъ онъ.—Въ томъ же, что она и есть та самая красавица, которая угощала меня виномъ въ домѣ еврея, я и не сомнѣваюсь. И она узнала меня, какъ только я вошелъ къ ней; я сразу замѣтилъ это. А старая еврейка, что сидитъ словно истуканъ, только покачивая головой да спуская петли, является своего рода Соломоновою печатью, подтверждающею мое предположеніе. Но сама-то Аннунціата не еврейка; меня ввели въ заблужденіе ея черные волосы, темные глаза и мѣсто нашей первой встрѣчи съ нею. Твое предположеніе вѣрнѣе: она нашей вѣры и будетъ въ нашемъ раю!
Мы уговорились встрѣтиться вечеромъ въ театрѣ, но народу было столько, что мнѣ такъ и неудалось отыскать Бернардо. Я всетаки досталъ себѣ мѣсто; театръ былъ набитъ биткомъ, жара стояла ужасная, а кровь моя и безъ того уже была лихорадочно возбуждена; событія двухъ послѣднихъ дней представлялись мнѣ какимъ-то бредомъ. Дававшаяся же пьеса меньше всего годилась для успокоенія расходившихся нервовъ. Опера-буффъ «La pruova d'un opera seria», какъ извѣстно, продуктъ самой развеселой фантазіи. Въ ней собственно нѣтъ общей связи; либреттистъ и композиторъ имѣли въ виду только посмѣшить публику и дать пѣвцамъ побольше случаевъ блеснуть своимъ голосомъ и умѣньемъ пѣть. Въ оперѣ выведены страстная, капризная примадонна, такой же композиторъ и разные капризничающіе артисты, этотъ особый сортъ людей, съ которыми и обходиться нужно на особый ладъ, словно съ ядомъ, что́ и убиваетъ и исцѣляетъ! Бѣдный же либреттистъ играетъ въ пьесѣ роль несчастнаго козла отпущенія.
Появленіе Аннунціаты вызвало бурю восторговъ и цвѣточный дождь. Выказанныя ею въ этой новой роли веселость и живость сочли высшимъ проявленіемъ искусства; я же назову это скорѣе проявленіемъ ея истинной природы: такою точно была она и вчера у себя дома. Пѣніе ея
ты так скоро познакомиться? Я ничего не понимаю! Всё это кажется мне сном, даже то, что я был сейчас у неё!
— Как я попал к ней? Очень просто! — отвечал Бернардо. — Я, как один из представителей знатной римской молодёжи, как офицер папской гвардии и, наконец, как поклонник красоты, счёл своим долгом явиться к ней с визитом! Да любви не нужно и половины всех этих предлогов. Вот я и явился к ней, а уж само собою разумеется, что представиться-то ей я сумел не хуже тех художников, что явились при тебе, также без всяких глашатаев или дядек!.. Раз я влюблён, я всегда бываю интересным, и можешь быть уверенным, что я сумел занять её разговором. Через полчаса мы были с нею уже настолько знакомы, что я мог ввести к ней и тебя!
— Ты любишь её? — спросил я. — Любишь её истинною любовью?
— Да, больше чем когда-либо! — сказал он. — В том же, что она и есть та самая красавица, которая угощала меня вином в доме еврея, я и не сомневаюсь. И она узнала меня, как только я вошёл к ней; я сразу заметил это. А старая еврейка, что сидит словно истукан, только покачивая головой да спуская петли, является своего рода Соломоновою печатью, подтверждающею моё предположение. Но сама-то Аннунциата не еврейка; меня ввели в заблуждение её чёрные волосы, тёмные глаза и место нашей первой встречи с нею. Твоё предположение вернее: она нашей веры и будет в нашем раю!
Мы уговорились встретиться вечером в театре, но народу было столько, что мне так и не удалось отыскать Бернардо. Я всё-таки достал себе место; театр был набит битком, жара стояла ужасная, а кровь моя и без того уже была лихорадочно возбуждена; события двух последних дней представлялись мне каким-то бредом. Дававшаяся же пьеса меньше всего годилась для успокоения расходившихся нервов. Опера-буфф «La pruova d'un opera seria», как известно, продукт самой развесёлой фантазии. В ней собственно нет общей связи; либреттист и композитор имели в виду только посмешить публику и дать певцам побольше случаев блеснуть своим голосом и уменьем петь. В опере выведены страстная, капризная примадонна, такой же композитор и разные капризничающие артисты, этот особый сорт людей, с которыми и обходиться нужно на особый лад, словно с ядом, что́ и убивает и исцеляет! Бедный же либреттист играет в пьесе роль несчастного козла отпущения.
Появление Аннунциаты вызвало бурю восторгов и цветочный дождь. Выказанные ею в этой новой роли весёлость и живость сочли высшим проявлением искусства; я же назову это скорее проявлением её истинной природы: такою точно была она и вчера у себя дома. Пение её
