О, безгрѣшное дѣтство! О, юность святая!
О, надеждъ легкокрылыхъ смѣющійся рой!
Всюду радость,—лишь я, о быломъ вспоминая,
Поникаю усталой своей головой. 15 Я одинъ—въ дни-ль веселья, въ годину-ль ненастья;
Вѣчный сумракъ въ душевной моей глубинѣ.
«Онъ не зналъ никогда безконечнаго счастья
Раздѣленной любви»…—говорятъ обо мнѣ.
Да, мнѣ сладкія грезы солгали, какъ сказки! 20 Я былъ бѣденъ и молодъ, а годы все шли…
И увидѣлъ я розу—волшебныя краски
Мнѣ блеснули въ глаза… и надежду зажгли. Всё предъ нею я жаждалъ излить, ослѣпленный,
Все, что звѣздамъ шепталъ я въ часъ ночи безсонной… 25 Но другой подошелъ и сорвалъ мой цвѣтокъ,
Мой любимый цвѣтокъ, мой цвѣтокъ благовонный…
Оттого-то, о дѣти, я такъ одинокъ, Холостякъ, сѣдиной убѣленный!..
Ф. Червинскій.
Тот же текст в современной орфографии
О, безгрешное детство! О, юность святая!
О, надежд легкокрылых смеющийся рой!
Всюду радость, — лишь я, о былом вспоминая,
Поникаю усталой своей головой. 15 Я один — в дни ль веселья, в годину ль ненастья;
Вечный сумрак в душевной моей глубине.
«Он не знал никогда бесконечного счастья
Разделённой любви»… — говорят обо мне.
Да, мне сладкие грёзы солгали, как сказки! 20 Я был беден и молод, а годы всё шли…
И увидел я розу — волшебные краски
Мне блеснули в глаза… и надежду зажгли. Всё пред нею я жаждал излить, ослеплённый,
Всё, что звёздам шептал я в час ночи бессонной… 25 Но другой подошёл и сорвал мой цветок,
Мой любимый цветок, мой цветок благовонный…
Оттого-то, о дети, я так одинок, Холостяк, сединой убелённый!..
Ф. Червинский.
ВОСХОЖДЕНІЕ НА ВЕЗУВІЙ. (Во время изверженія 24 февраля 1834 г.)