сапоги и ботинки пріѣзжихъ, присоединялъ къ нимъ и насъ, и мы могли вволю наговориться съ своими иностранными товарищами. Между прочимъ случилось намъ разъ бесѣдовать съ парой чудесныхъ красныхъ сафьянныхъ голенищъ съ черными головками; дѣло было, кажется, въ Болоньѣ. Они разсказывали о тепломъ лѣтѣ въ Римѣ и Неаполѣ; и о своемъ восхожденіи на Везувій. Тамъ-то они и прожгли себѣ головки! Ахъ, мы просто затосковали отъ желанія удостоиться такого же блаженнаго конца! «Только бы поскорѣе перебраться черезъ Аппенины! Поскорѣе бы въ Римъ!» думали мы. Теперь мы въ Римѣ, и… мокнемъ здѣсь отъ дождя и грязи недѣлю за недѣлей! Какъ же, надо, вѣдь, осмотрѣть всѣ достопримѣчательности, а имъ, какъ и дождю, и конца нѣтъ! Хоть бы разъ обогрѣлъ насъ солнечный лучъ! Нѣтъ, холодъ, вѣтеръ и дождь! О Римъ, Римъ! Сегодня ночью въ первый разъ наслаждаемся мы тепломъ въ этомъ благословенномъ каминѣ и будемъ наслаждаться, пока не лопнемъ! Но прежде чѣмъ вкусить эту блаженную кончину, мы желаемъ оставить потомству эту правдивую исторію, тѣло же наше завѣщаемъ доставить въ Берлинъ тому, кто имѣлъ мужество описать «Италію, какъ она есть», правдолюбивому Nicolai!»
Тутъ сапоги развалились. Все стихло, ночникъ погасъ, я самъ вздремнулъ немножко и, проснувшись утромъ, подумалъ, что видѣлъ все описанное во снѣ. Заглянувъ въ каминъ, я нашелъ тамъ совершенно съежившіеся, высохшіе, какъ муміи, сапоги. Потомъ я посмотрѣлъ на бумагу, лежавшую близъ ночника; это была обыкновенная сѣрая оберточная бумага, но вся въ кляксахъ. Перо, значитъ, дѣйствительно бѣгало по ней. Но увы! всѣ буквы слились, и ничего нельзя было разобрать. Я записалъ поэтому весь разсказъ по памяти и прошу всѣхъ помнить, что это не я, а мои сапоги жалуются на bella Italia!
сапоги и ботинки приезжих, присоединял к ним и нас, и мы могли вволю наговориться со своими иностранными товарищами. Между прочим случилось нам раз беседовать с парой чудесных красных сафьянных голенищ с чёрными головками; дело было, кажется, в Болонье. Они рассказывали о тёплом лете в Риме и Неаполе; и о своём восхождении на Везувий. Там-то они и прожгли себе головки! Ах, мы просто затосковали от желания удостоиться такого же блаженного конца! «Только бы поскорее перебраться через Аппенины! Поскорее бы в Рим!» — думали мы. Теперь мы в Риме, и… мокнем здесь от дождя и грязи неделю за неделей! Как же, надо, ведь, осмотреть все достопримечательности, а им, как и дождю, и конца нет! Хоть бы раз обогрел нас солнечный луч! Нет, холод, ветер и дождь! О Рим, Рим! Сегодня ночью в первый раз наслаждаемся мы теплом в этом благословенном камине и будем наслаждаться, пока не лопнем! Но прежде чем вкусить эту блаженную кончину, мы желаем оставить потомству эту правдивую историю, тело же наше завещаем доставить в Берлин тому, кто имел мужество описать «Италию, как она есть», правдолюбивому Nicolai!»
Тут сапоги развалились. Всё стихло, ночник погас, я сам вздремнул немножко и, проснувшись утром, подумал, что видел всё описанное во сне. Заглянув в камин, я нашёл там совершенно съёжившиеся, высохшие, как мумии, сапоги. Потом я посмотрел на бумагу, лежавшую близ ночника; это была обыкновенная серая обёрточная бумага, но вся в кляксах. Перо, значит, действительно бегало по ней. Но увы! все буквы слились, и ничего нельзя было разобрать. Я записал поэтому весь рассказ по памяти и прошу всех помнить, что это не я, а мои сапоги жалуются на bella Italia!
Въ великолѣпномъ Римѣ встрѣчаются въ узкихъ извилистыхъ улицахъ прекрасные большіе дворцы; находись они на виду, среди открытой площади, они были бы признаны архитектурными шедеврами. Одинъ изъ такихъ я и собираюсь сейчасъ нарисовать и надѣюсь, что по этому наброску перомъ его безъ труда отыщутъ среди другихъ, если къ тому же будетъ еще указана улица—via Ripetta, гдѣ его слѣдуетъ искать.
Маленькій четырехугольный дворикъ обнесенъ высокими аркадами; каждая колонна—чудо искусства; между колоннами и въ нишахъ стѣнъ изуродованныя мраморныя статуи. Стѣны внизу украшены барельефами, вверху лѣпными головами римскихъ цезарей; постаменты статуй обвиты стеблями травъ и вьющихся растеній; побѣги ихъ цѣпляются и за складки мраморныхъ одѣяній. Паукъ протянулъ свою сѣть и покрылъ ею, точно траурнымъ флеромъ, головы боговъ и императоровъ. Во дворѣ валяются коче-
В великолепном Риме встречаются в узких извилистых улицах прекрасные большие дворцы; находись они на виду, среди открытой площади, они были бы признаны архитектурными шедеврами. Один из таких я и собираюсь сейчас нарисовать и надеюсь, что по этому наброску пером его без труда отыщут среди других, если к тому же будет ещё указана улица — via Ripetta, где его следует искать.
Маленький четырёхугольный дворик обнесён высокими аркадами; каждая колонна — чудо искусства; между колоннами и в нишах стен изуродованные мраморные статуи. Стены внизу украшены барельефами, вверху лепными головами римских цезарей; постаменты статуй обвиты стеблями трав и вьющихся растений; побеги их цепляются и за складки мраморных одеяний. Паук протянул свою сеть и покрыл ею, точно траурным флёром, головы богов и императоров. Во дворе валяются коче-
