Страница:Андерсен-Ганзен 3.pdf/350

Эта страница была вычитана


глазъ человѣка, уже является для нихъ крещеніемъ, дарующимъ имъ безсмертіе. Вотъ почему они всегда и вьются около людей. Когда же изъ нашей груди вырывается кроткій благочестивый вздохъ, они возносятся вмѣстѣ съ нимъ прямо на небо и тамъ подъ лучами вѣчнаго источника свѣта выростаютъ въ ангеловъ.

Пала роса, и я увидѣлъ какъ эльфы рѣзвились на ея капляхъ. Некоторые поэты увѣряютъ будто эльфы купаются въ капляхъ росы, но гдѣ же этимъ легкимъ существамъ, порхающимъ по пушинкамъ одуванчика, даже не шевеля ихъ, гдѣ имъ заставить разступиться подъ собою плотныя водяныя капли? Нѣтъ, они твердо стоятъ на этихъ круглыхъ капляхъ и катятся вмѣстѣ съ ними въ своихъ легкихъ воздушныхъ одѣяніяхъ,—прелестныя, миніатюрныя изображенія катящейся на шарѣ Фортуны!

Вдругъ налетѣлъ порывъ вѣтра, и я проснулся. Все исчезло, но цвѣты благоухали попрежнему, а въ окна диллижанса глядѣли свѣжія зеленыя вѣтви березокъ. По случаю Троицы почтальонъ убралъ ими весь диллижансъ. Старикъ-аптекарь потянулся со сна и промолвилъ: «А и здѣсь можно видѣть сны!» Но ни ему, ни другимъ пассажирамъ и въ умъ не приходило, что я былъ посвященъ въ содержаніе ихъ сновъ.

Встало солнце; мы всѣ сидѣли молча; должно быть, каждый изъ насъ возносился мыслью къ Богу, прислушиваясь къ щебетанію птицъ, пѣвшихъ гимнъ Троицѣ, и къ проповѣди собственнаго сердца.

Солнце такъ пекло, что мы еле живыми добрались до Гифгорна, а оттуда до Брауншвейга оставалось еще цѣлыхъ четыре мили. Я былъ до того измученъ, что съ трудомъ могъ вылѣзть изъ диллижанса, когда глазамъ нашимъ предстали вдали горы Гарца и вершина Брокена. Наконецъ-то мы достигли цѣли нашего путешествія.


Тот же текст в современной орфографии

глаз человека, уже является для них крещением, дарующим им бессмертие. Вот почему они всегда и вьются около людей. Когда же из нашей груди вырывается кроткий благочестивый вздох, они возносятся вместе с ним прямо на небо и там под лучами вечного источника света вырастают в ангелов.

Пала роса, и я увидел как эльфы резвились на её каплях. Некоторые поэты уверяют будто эльфы купаются в каплях росы, но где же этим лёгким существам, порхающим по пушинкам одуванчика, даже не шевеля их, где им заставить расступиться под собою плотные водяные капли? Нет, они твёрдо стоят на этих круглых каплях и катятся вместе с ними в своих лёгких воздушных одеяниях, — прелестные, миниатюрные изображения катящейся на шаре Фортуны!

Вдруг налетел порыв ветра, и я проснулся. Всё исчезло, но цветы благоухали по-прежнему, а в окна дилижанса глядели свежие зелёные ветви берёзок. По случаю Троицы почтальон убрал ими весь дилижанс. Старик-аптекарь потянулся со сна и промолвил: «А и здесь можно видеть сны!» Но ни ему, ни другим пассажирам и в ум не приходило, что я был посвящён в содержание их снов.

Встало солнце; мы все сидели молча; должно быть, каждый из нас возносился мыслью к Богу, прислушиваясь к щебетанию птиц, певших гимн Троице, и к проповеди собственного сердца.

Солнце так пекло, что мы еле живыми добрались до Гифгорна, а оттуда до Брауншвейга оставалось ещё целых четыре мили. Я был до того измучен, что с трудом мог вылезти из дилижанса, когда глазам нашим предстали вдали горы Гарца и вершина Брокена. Наконец-то мы достигли цели нашего путешествия.


Въ Брауншвейгѣ.

— Что даютъ сегодня вечеромъ въ театрѣ?—спросилъ я.—Чудеснѣйшую вещь!—отвѣтилъ половой.—«Три дня изъ жизни игрока»!—Я уже слышалъ объ этой сенсаціонной пьесѣ, прошумѣвшей на всю Германію, и какъ ни испеченъ былъ за день лучами солнца, какъ ни измученъ съ дороги, всетаки отправился въ театръ.

Пьеса дѣлилась не на акты, а на дни; между каждымъ предполагался промежутокъ въ пятнадцать лѣтъ. Два дня я выдержалъ, но больше не могъ. Зрители были обречены на сущее мученіе: скамейки являлись настоящими скамьями истязаній, а я и безъ того былъ весь разбитъ съ дороги. Первый день кончился тѣмъ, что игрокъ убилъ своего отца, другой тѣмъ, что онъ всадилъ пулю въ животъ совершенно невинному человѣку. Кровь во мнѣ такъ и вскипѣла: а что какъ на третій день онъ покончитъ и со


Тот же текст в современной орфографии
В Брауншвейге

— Что дают сегодня вечером в театре? — спросил я. — Чудеснейшую вещь! — ответил половой. — «Три дня из жизни игрока»! — Я уже слышал об этой сенсационной пьесе, прошумевшей на всю Германию, и как ни испечён был за день лучами солнца, как ни измучен с дороги, всё-таки отправился в театр.

Пьеса делилась не на акты, а на дни; между каждым предполагался промежуток в пятнадцать лет. Два дня я выдержал, но больше не мог. Зрители были обречены на сущее мучение: скамейки являлись настоящими скамьями истязаний, а я и без того был весь разбит с дороги. Первый день кончился тем, что игрок убил своего отца, другой тем, что он всадил пулю в живот совершенно невинному человеку. Кровь во мне так и вскипела: а что как на третий день он покончит и со