лись за руки. Дверь домика отворилась, вышла сосѣдка и сказала дѣтямъ: «Ну, идите теперь! Знаете? Аистъ принесъ вамъ братишку!» Дѣти кивнули головками,—они уже знали».
лись за руки. Дверь домика отворилась, вышла соседка и сказала детям: «Ну, идите теперь! Знаете? Аист принёс вам братишку!» Дети кивнули головками, — они уже знали».
«Я плылъ надъ Люнебургской степью!» началъ мѣсяцъ. «У дороги стояла одинокая хижинка; возлѣ росло нѣсколько обнаженныхъ кустовъ, а въ кустахъ пѣлъ свою лебединую пѣснь соловей: онъ отсталъ отъ своихъ, заблудился и теперь долженъ былъ замерзнуть холодной ночью! Занималась заря; по дорогѣ двигалась толпа крестьянъ-переселенцевъ. Они направлялись въ Бременъ или въ Гамбургъ, а оттуда собирались отплыть за океанъ, въ Америку,—не найдутъ ли они тамъ счастья, желаннаго счастья! Женщины несли маленькихъ дѣтей на спинахъ; ребятишки, постарше, бѣжали въ припрыжку рядомъ; жалкая кляча везла телѣжку съ домашнимъ скарбомъ. Дулъ холодный вѣтеръ, и маленькая дѣвочка плотнѣе прижималась къ матери, а мать, глядя на мой круглый ликъ, думала о горькой нуждѣ, что выгнала ихъ изъ подъ родной кровли, и о тяжелыхъ, непосильныхъ налогахъ. Тѣ же мысли бродили и въ головахъ остальныхъ переселенцевъ, но вотъ вспыхнула утренняя зорька и, прогнавъ ночной сумракъ, оживила и сердца бѣдняковъ надеждой на новое солнце счастья, которое займется для нихъ тамъ, за океаномъ. Услышали они и пѣснь умирающаго соловья, а соловей, вѣдь, тоже считается вѣстникомъ счастья. Вѣтеръ, правда, тянулъ свою пѣсню, но переселенцы не понимали ея. А онъ пѣлъ: «Переправляйтесь, переправляйтесь черезъ океанъ! Вы заплатили за этотъ переѣздъ послѣднимъ, что было у васъ! Нищими, безпомощными нищими достигнете вы земли обѣтованной! Придется вамъ продаться въ рабство самимъ, продать своихъ женъ и дѣтей! Недолго, впрочемъ, доведется вамъ страдать! Въ чашечкѣ благоухающаго тропическаго цвѣтка скрывается богиня смерти, ея привѣтственный поцѣлуй отравитъ вашу кровь лихорадочнымъ ядомъ. Проноситесь же, проноситесь черезъ бурныя воды океана!» Но переселенцы прислушивались только къ пѣснѣ соловья,—она пророчила имъ счастье! Легкія облака зарумянились отъ лучей зари. По степи шли въ церковь поселяне; женщины въ черныхъ платьяхъ и въ бѣлыхъ головныхъ покрывалахъ, казалось, сошли съ старыхъ портретовъ, что висятъ по стѣнамъ церкви. Мертвой, безжизненной смотрѣла окружающая природа: темный сухой верескъ и черныя выжженныя лужайки въ перемежку съ бѣлыми песками. Въ рукахъ у женщинъ были молитвенники; онѣ шли въ церковь. О, помолитесь же за тѣхъ, кто отправляется искать себѣ могилу за океаномъ!»
«Я плыл над Люнебургской степью!» — начал месяц. «У дороги стояла одинокая хижинка; возле росло несколько обнажённых кустов, а в кустах пел свою лебединую песнь соловей: он отстал от своих, заблудился и теперь должен был замёрзнуть холодной ночью! Занималась заря; по дороге двигалась толпа крестьян-переселенцев. Они направлялись в Бремен или в Гамбург, а оттуда собирались отплыть за океан, в Америку, — не найдут ли они там счастья, желанного счастья! Женщины несли маленьких детей на спинах; ребятишки постарше бежали вприпрыжку рядом; жалкая кляча везла тележку с домашним скарбом. Дул холодный ветер, и маленькая девочка плотнее прижималась к матери, а мать, глядя на мой круглый лик, думала о горькой нужде, что выгнала их из-под родной кровли, и о тяжёлых, непосильных налогах. Те же мысли бродили и в головах остальных переселенцев, но вот вспыхнула утренняя зорька и, прогнав ночной сумрак, оживила и сердца бедняков надеждой на новое солнце счастья, которое займётся для них там, за океаном. Услышали они и песнь умирающего соловья, а соловей, ведь, тоже считается вестником счастья. Ветер, правда, тянул свою песню, но переселенцы не понимали её. А он пел: «Переправляйтесь, переправляйтесь через океан! Вы заплатили за этот переезд последним, что было у вас! Нищими, беспомощными нищими достигнете вы земли обетованной! Придётся вам продаться в рабство самим, продать своих жён и детей! Недолго, впрочем, доведётся вам страдать! В чашечке благоухающего тропического цветка скрывается богиня смерти, её приветственный поцелуй отравит вашу кровь лихорадочным ядом. Проноситесь же, проноситесь через бурные воды океана!» Но переселенцы прислушивались только к песне соловья, — она пророчила им счастье! Лёгкие облака зарумянились от лучей зари. По степи шли в церковь поселяне; женщины в чёрных платьях и в белых головных покрывалах, казалось, сошли со старых портретов, что висят по стенам церкви. Мёртвой, безжизненной смотрела окружающая природа: тёмный сухой вереск и чёрные выжженные лужайки вперемежку с белыми песками. В руках у женщин были молитвенники; они шли в церковь. О, помолитесь же за тех, кто отправляется искать себе могилу за океаном!»
