Страница:Андерсен-Ганзен 3.pdf/302

Эта страница была вычитана


И ложе изъ подводныхъ травъ объятья
Раскрыло ей»[1].

Въ оперѣ, какъ сказано, все это совершается передъ нашими глазами. Мы видимъ Офелію; она является, играя, танцуя и напѣвая старинную народную пѣсню о водяномъ, который заманиваетъ къ себѣ людей. Она рветъ цвѣты и слышитъ вдругъ изъ глубины рѣки манящіе звуки. Она прислушивается, подходитъ къ рѣкѣ, схватывается рукою за вѣтвь ивы, наклоняется надъ водой, чтобы сорвать бѣлую кувшинку, и тихо соскальзываетъ на широкія листья цвѣтовъ, качается на нихъ, уносится потокомъ, какъ сорванный цвѣтокъ, и погружается въ глубину подъ звуки чарующей мелодіи. Всѣ остальныя сцены оперы служатъ лишь какъ бы богатой рамкой для этой сцены. Опера Тома не даетъ намъ Шекспировскаго Гамлета, какъ и опера Гуно—Гетевскаго Фауста. Философскія разсужденія не могутъ послужить сюжетомъ для оперы, и въ обѣихъ названныхъ операхъ главное мѣсто отведено любви.

«Гамлетъ» поставили. Исполнительница партіи Офеліи была очаровательна. Сцена смерти произвела глубокое впечатлѣніе. Но главный интересъ былъ всетаки сосредоточенъ на самомъ Гамлетѣ; онъ завоевалъ симпатіи всѣхъ слушателей, и онѣ росли съ каждою сценою. Всѣ были поражены объемомъ и свѣжестью голоса пѣвца, звучавшаго одинаково прекрасно и на высокихъ и на низкихъ нотахъ. «Спѣть съ одинаковымъ успѣхомъ и Гамлета и Георга Брауна?!» удивлялась публика.

Большинство партій въ итальянскихъ операхъ даютъ артисту полную свободу; создать изъ даннаго матеріала живое лицо предоставляется ему самому; но образы, продуманные и прочувствованные самими композиторами, являются въ исполненіи талантливыхъ артистовъ куда выразительнѣе, прекраснѣе. Гуно и Тома понимали это и дали въ своихъ операхъ именно такіе образы.

Датскій принцъ вышедшій въ исполненіи нашего юнаго друга вполнѣ живымъ лицомъ, сосредоточилъ на себѣ весь интересъ спектакля. Какое сильное, потрясающее впечатлѣніе произвели ночная сцена на бастіонѣ, гдѣ Гамлетъ впервые видитъ тѣнь своего отца, сцена со вставной пьесой, и встрѣча съ матерью! А какую силу проявилъ онъ въ сценѣ смерти Офеліи! Гамлетъ оказался настоящимъ героемъ вечера. Торжество было полное.

— И откуда у него такія дарованія?—недоумѣвала жена коммерсанта, припоминая бѣдныхъ родителей и бабушку Петьки, жившихъ на чердакѣ.—Отецъ простой крючникъ,—правда, честный, работящій и храбрый малый, павшій на полѣ чести—а мать прачка! Учился онъ въ пріютской школѣ

  1. Переводъ П. П. Гнѣдича.
Тот же текст в современной орфографии

И ложе из подводных трав объятья
Раскрыло ей»[1].

В опере, как сказано, всё это совершается перед нашими глазами. Мы видим Офелию; она является, играя, танцуя и напевая старинную народную песню о водяном, который заманивает к себе людей. Она рвёт цветы и слышит вдруг из глубины реки манящие звуки. Она прислушивается, подходит к реке, схватывается рукою за ветвь ивы, наклоняется над водой, чтобы сорвать белую кувшинку, и тихо соскальзывает на широкие листья цветов, качается на них, уносится потоком, как сорванный цветок, и погружается в глубину под звуки чарующей мелодии. Все остальные сцены оперы служат лишь как бы богатой рамкой для этой сцены. Опера Тома не даёт нам Шекспировского Гамлета, как и опера Гуно — Гётевского Фауста. Философские рассуждения не могут послужить сюжетом для оперы, и в обеих названных операх главное место отведено любви.

«Гамлет» поставили. Исполнительница партии Офелии была очаровательна. Сцена смерти произвела глубокое впечатление. Но главный интерес был всё-таки сосредоточен на самом Гамлете; он завоевал симпатии всех слушателей, и они росли с каждою сценою. Все были поражены объёмом и свежестью голоса певца, звучавшего одинаково прекрасно и на высоких и на низких нотах. «Спеть с одинаковым успехом и Гамлета и Георга Брауна?!» удивлялась публика.

Большинство партий в итальянских операх дают артисту полную свободу; создать из данного материала живое лицо предоставляется ему самому; но образы, продуманные и прочувствованные самими композиторами, являются в исполнении талантливых артистов куда выразительнее, прекраснее. Гуно и Тома понимали это и дали в своих операх именно такие образы.

Датский принц вышедший в исполнении нашего юного друга вполне живым лицом, сосредоточил на себе весь интерес спектакля. Какое сильное, потрясающее впечатление произвели ночная сцена на бастионе, где Гамлет впервые видит тень своего отца, сцена со вставной пьесой, и встреча с матерью! А какую силу проявил он в сцене смерти Офелии! Гамлет оказался настоящим героем вечера. Торжество было полное.

— И откуда у него такие дарования? — недоумевала жена коммерсанта, припоминая бедных родителей и бабушку Петьки, живших на чердаке. — Отец простой крючник, — правда, честный, работящий и храбрый малый, павший на поле чести — а мать прачка! Учился он в приютской школе

  1. Перевод П. П. Гнедича.