кимъ представлялся ей прежде весь свѣтъ, теплое солнышко, люди, широкіе листья кактусовъ и огромные храмы.—Въ Греціи ихъ больше, чѣмъ здѣсь!—вдругъ замѣтила она и пріостановилась на минуту.—Я представляла себѣ цвѣта и краски въ видѣ звуковъ!—продолжала она затѣмъ.—Мнѣ говорили, что фіалки голубого цвѣта, море и небо тоже, и запахъ фіалокъ говорилъ мнѣ, какъ прекрасны море и небо. Когда тѣлесный взоръ мертвъ, духовный тѣмъ зорче. Слѣпой вѣритъ въ духовный міръ. Все, что онъ видитъ, открывается ему только посредствомъ этого міра.
Я вспомнилъ о Ларѣ въ вѣнкѣ изъ голубыхъ фіалокъ; ароматъ апельсинныхъ деревьевъ также переносилъ меня въ Пестумъ, гдѣ среди развалинъ храмовъ росли фіалки и красные левкои. Мы заговорили о величественной красотѣ природы, о морѣ и горахъ, и Розѣ опять взгрустнулось при мысли о Неаполѣ. Тутъ я сказалъ имъ, что скоро уѣзжаю изъ Венеціи.
— Вы покидаете насъ?—грустно сказала Роза.—Вотъ ужъ не ждала-то!
— И вы больше не вернетесь въ Венецію?—спросила Марія.—Не вернетесь къ вашимъ друзьямъ?
— Конечно, непремѣнно!—отвѣтилъ я и, хотя это вовсе не входило въ мои планы, сталъ увѣрять ихъ, что, возвращаясь изъ Милана въ Римъ, проѣду чрезъ Венецію. Но я и самъ не вѣрилъ тому, что говорилъ и, отправившись на могилу Аннунціаты, взялъ на память листочекъ изъ вѣнка, какъ будто уже не разсчитывалъ когда-либо вернуться сюда. Дѣйствительно, я пришелъ сюда въ послѣдній разъ. Могила скрывала въ себѣ лишь прахъ; въ моемъ же сердцѣ жила память о прекрасномъ существѣ, а обитавшій въ немъ духъ находился теперь на небѣ у Мадонны! Могила Аннунціаты, да маленькая гостиная, гдѣ я прощался съ Маріей и Розой, однѣ видѣли мои слезы и горе.
— Пошли вамъ Богъ женщину, которая бы вознаградила васъ за вашу сердечную утрату!—сказала мнѣ Роза.—Приведите ее ко мнѣ въ объятія! Я знаю, что полюблю ее, какъ вы научили меня любить Аннунціату.
— Вернитесь къ намъ счастливымъ!—сказала Марія, печально подавая мнѣ руку, которую я поцѣловалъ. Подеста поднялъ бокалъ съ пѣнящимся шампанскимъ, а Поджіо спѣлъ веселую напутственную пѣснь, въ которой говорилось о вертящемся колесѣ счастья и пѣніи птицъ на волѣ. Затѣмъ онъ сѣлъ со мною въ гондолу, чтобы проводить меня до Фузина. Дамы махали съ балкона платками. «Кто знаетъ, какія совершатся событія, прежде чѣмъ я снова увижусь съ ними?» Поджіо во время пути былъ оживленъ и веселъ, какъ школьникъ, но веселость его, видимо, была напускная. Онъ крѣпко обнялъ меня и взялъ съ меня слово почаще переписываться съ нимъ.—Смотри же, поскорѣе сообщи мнѣ о своей прекрасной невѣстѣ, да не забудь о закладѣ!—прибавилъ онъ.
ким представлялся ей прежде весь свет, тёплое солнышко, люди, широкие листья кактусов и огромные храмы. — В Греции их больше, чем здесь! — вдруг заметила она и приостановилась на минуту. — Я представляла себе цвета и краски в виде звуков! — продолжала она затем. — Мне говорили, что фиалки голубого цвета, море и небо тоже, и запах фиалок говорил мне, как прекрасны море и небо. Когда телесный взор мёртв, духовный тем зорче. Слепой верит в духовный мир. Всё, что он видит, открывается ему только посредством этого мира.
Я вспомнил о Ларе в венке из голубых фиалок; аромат апельсинных деревьев также переносил меня в Пестум, где среди развалин храмов росли фиалки и красные левкои. Мы заговорили о величественной красоте природы, о море и горах, и Розе опять взгрустнулось при мысли о Неаполе. Тут я сказал им, что скоро уезжаю из Венеции.
— Вы покидаете нас? — грустно сказала Роза. — Вот уж не ждала-то!
— И вы больше не вернётесь в Венецию? — спросила Мария. — Не вернётесь к вашим друзьям?
— Конечно, непременно! — ответил я и, хотя это вовсе не входило в мои планы, стал уверять их, что, возвращаясь из Милана в Рим, проеду чрез Венецию. Но я и сам не верил тому, что говорил и, отправившись на могилу Аннунциаты, взял на память листочек из венка, как будто уже не рассчитывал когда-либо вернуться сюда. Действительно, я пришёл сюда в последний раз. Могила скрывала в себе лишь прах; в моём же сердце жила память о прекрасном существе, а обитавший в нём дух находился теперь на небе у Мадонны! Могила Аннунциаты, да маленькая гостиная, где я прощался с Марией и Розой, одни видели мои слёзы и горе.
— Пошли вам Бог женщину, которая бы вознаградила вас за вашу сердечную утрату! — сказала мне Роза. — Приведите её ко мне в объятия! Я знаю, что полюблю её, как вы научили меня любить Аннунциату.
— Вернитесь к нам счастливым! — сказала Мария, печально подавая мне руку, которую я поцеловал. Подеста поднял бокал с пенящимся шампанским, а Поджио спел весёлую напутственную песнь, в которой говорилось о вертящемся колесе счастья и пении птиц на воле. Затем он сел со мною в гондолу, чтобы проводить меня до Фузина. Дамы махали с балкона платками. «Кто знает, какие совершатся события, прежде чем я снова увижусь с ними?» Поджио во время пути был оживлён и весел, как школьник, но весёлость его, видимо, была напускная. Он крепко обнял меня и взял с меня слово почаще переписываться с ним. — Смотри же, поскорее сообщи мне о своей прекрасной невесте, да не забудь о закладе! — прибавил он.
