Страница:Андерсен-Ганзен 3.pdf/22

Эта страница была вычитана


озеро съ этого крутого обрыва. Возлѣ развалинъ древняго храма Діаны, лежало срубленное фиговое дерево, плотно обвитое и точно прикрѣпленное къ землѣ плющомъ. Я взлѣзъ на него и тоже принялся плести вѣнокъ, напѣвая отрывокъ изъ одной пѣсенки:

«…Ah rоssi, rossi fiori
Un mazzo di violi
Un gelsomin d’amore…»

какъ вдругъ меня прервалъ странный шипящій голосъ:

…Per dar al mio bene!

Передъ нами неожиданно очутилась высокая старуха, удивительно прямая и стройная, одѣтая въ обычный костюмъ крестьянокъ изъ Фраскати. Длинное бѣлое покрывало, спускавшееся съ головы на плечи, еще рѣзче оттѣняло своею бѣлизною ея бронзовое лицо и шею. Все лицо было покрыто сѣтью мелкихъ морщинъ; въ огромныхъ черныхъ глазахъ почти не видно было бѣлковъ. Прошипѣвъ эти слова, она засмѣялась и уставилась на меня серьезнымъ и неподвижнымъ словно у муміи взглядомъ.

— Цвѣты розмарина,—сказала она:—станутъ еще прекраснѣе въ твоихъ рукахъ! Во взорѣ твоемъ горитъ звѣзда счастья!

Я удивленно глядѣлъ на нее, прижимая къ губамъ вѣнокъ, который плелъ.

— Въ прекрасныхъ лавровишневыхъ листьяхъ скрывается ядъ! Плети изъ нихъ вѣнокъ, но не вкушай ихъ!

— А, да это мудрая Фульвія изъ Фраскати!—сказала Анджелина, вышедшая изъ кустовъ.—И ты тоже плетешь вѣнки къ празднику, или,—прибавила она, понижая голосъ:—вяжешь при закатѣ солнца другого рода букеты?

— Умный взглядъ!—продолжала Фульвія, не сводя съ меня глазъ.—Когда онъ родился, солнце проходило подъ созвѣздіемъ Быка, а на рогахъ Быка—золото и почести!

— Да!—сказала матушка, подошедшая вмѣстѣ съ Маріучіей:—Когда онъ надѣнетъ черный плащъ и широкополую шляпу, выяснится—будетъ-ли онъ кадить Господу или пойдетъ по тернистому пути!

Сивилла, казалось, поняла, что матушка говорила о моемъ предназначеніи въ духовное званіе, но въ отвѣтѣ ея скрывался совсѣмъ иной смыслъ, нежели тотъ, который могли тогда придать ему мы.

— Широкополая шляпа не накроетъ его головы! Онъ предстанетъ передъ народомъ, и рѣчь его зазвучитъ музыкою, громче пѣнія монахинь за монастырскою рѣшеткой, сильнѣе раскатовъ грома въ Альбанскихъ


Тот же текст в современной орфографии

озеро с этого крутого обрыва. Возле развалин древнего храма Дианы, лежало срубленное фиговое дерево, плотно обвитое и точно прикреплённое к земле плющом. Я взлез на него и тоже принялся плести венок, напевая отрывок из одной песенки:

«…Ah rоssi, rossi fiori
Un mazzo di violi
Un gelsomin d’amore…»

как вдруг меня прервал странный шипящий голос:

…Per dar al mio bene!

Перед нами неожиданно очутилась высокая старуха, удивительно прямая и стройная, одетая в обычный костюм крестьянок из Фраскати. Длинное белое покрывало, спускавшееся с головы на плечи, ещё резче оттеняло своею белизною её бронзовое лицо и шею. Всё лицо было покрыто сетью мелких морщин; в огромных чёрных глазах почти не видно было белков. Прошипев эти слова, она засмеялась и уставилась на меня серьёзным и неподвижным словно у мумии взглядом.

— Цветы розмарина, — сказала она: — станут ещё прекраснее в твоих руках! Во взоре твоём горит звезда счастья!

Я удивлённо глядел на неё, прижимая к губам венок, который плёл.

— В прекрасных лавровишневых листьях скрывается яд! Плети из них венок, но не вкушай их!

— А, да это мудрая Фульвия из Фраскати! — сказала Анджелина, вышедшая из кустов. — И ты тоже плетёшь венки к празднику, или, — прибавила она, понижая голос: — вяжешь при закате солнца другого рода букеты?

— Умный взгляд! — продолжала Фульвия, не сводя с меня глаз. — Когда он родился, солнце проходило под созвездием Быка, а на рогах Быка — золото и почести!

— Да! — сказала матушка, подошедшая вместе с Мариучией: — Когда он наденет чёрный плащ и широкополую шляпу, выяснится — будет ли он кадить Господу или пойдёт по тернистому пути!

Сивилла, казалось, поняла, что матушка говорила о моём предназначении в духовное звание, но в ответе её скрывался совсем иной смысл, нежели тот, который могли тогда придать ему мы.

— Широкополая шляпа не накроет его головы! Он предстанет перед народом, и речь его зазвучит музыкою, громче пения монахинь за монастырскою решёткой, сильнее раскатов грома в Альбанских