пока сердце твое молодо, пока въ крови горитъ огонь желаній! Сѣдые волосы—цвѣты старости, а въ старости кровь леденѣетъ, огонь страстей потухаетъ. Садись въ легкую гондолу! Никто не увидитъ насъ, моя красавица! Мы закроемъ двери и окна! Никто не увидитъ нашего счастья! Насъ убаюкаютъ волны! Онѣ обнимаются, какъ и мы. Люби, пока кровь горитъ огнемъ юности! О твоемъ счастьѣ узнаетъ лишь нѣмая ночь, да волны! Старость несетъ съ собой мертвящій морозъ и снѣгъ!»
Матросъ пѣлъ, улыбаясь и кивая головою окружающимъ, и тѣ хоромъ подхватили припѣвъ, зовущій къ любви и поцѣлуямъ, пока сердце молодо. Пѣсня была веселая, но для меня она звучала погребальною пѣснью. «Да, годы бѣгутъ, юность уходитъ! Я далъ священному елею любви пролиться на землю, не далъ ему возжечься въ моемъ сердцѣ. Правда, пламя его не погубило никого, но и не освѣтило, и не согрѣло никого! Холоднымъ, темнымъ сойдетъ мое сердце въ могилу. А меня, вѣдь, не связывали никакіе обѣты; почему же мои жаждущія уста не прильнули къ нектару любви?» И меня охватило чувство какого-то недовольства самимъ собою. Не дикій-ли огонь страстей, горѣвшій въ моей груди изсушилъ мой разсудокъ? Мнѣ было горько вспомнить о своемъ бѣгствѣ отъ Санты. «На меня упало изображеніе Мадонны!.. Что-жъ, перержавѣлъ гвоздь, а во мнѣ сейчасъ ужъ и заговорило мое іезуитское воспитаніе, козье молоко въ моихъ жилахъ заставило меня бѣжать, какъ мальчишку отъ розогъ! А какъ хороша была Санта! Я вспомнилъ ея жгучій, полный страсти взоръ и злился на себя все больше и больше. Ахъ, зачѣмъ я не былъ похожъ на Бернардо, на тысячи другихъ мужчинъ, на моихъ молодыхъ знакомыхъ! Никто, никто изъ нихъ не разыгрывалъ изъ себя такого дурака, какъ я! Теперь сердце мое жаждало упиться любовью, чувствомъ, вложеннымъ въ насъ самимъ Творцомъ!.. Что-жъ, я еще молодъ, Венеція городъ веселый, тамъ чудныя женщины!.. А чѣмъ вознаградитъ меня за мою добродѣтель и дѣтскую непорочность свѣтъ? Насмѣшками! Время же несетъ съ собою разочарованіе и сѣдые волосы!» Вотъ какія мысли пробудила во мнѣ венеціанская пѣсня, и я подхватилъ припѣвъ, запѣлъ вмѣстѣ съ другими о любви и поцѣлуяхъ! Ясно, что во мнѣ говорило лихорадочное возбужденіе крови, и Тотъ, Кто вдохнулъ въ меня жизнь и чувства, руководилъ всею моею судьбой, вѣрно милостиво проститъ мнѣ эту минутную слабость! Каждый изъ насъ переживаетъ минуты внутренней борьбы, наплывъ мыслей, въ которыхъ онъ не смѣетъ даже признаться; вѣдь, грѣхъ силенъ, сильнѣе бодрствующаго надъ душой человѣка ангела невинности. Люди, удовлетворявшіе влеченіямъ своего сердца, могутъ, конечно, относиться къ такимъ порывамъ философски, но «не осуждайте и не будете осуждены»!.. Да, я чувствовалъ, что въ меня вселился злой духъ. Я не могъ молиться, но скоро
пока сердце твоё молодо, пока в крови горит огонь желаний! Седые волосы — цветы старости, а в старости кровь леденеет, огонь страстей потухает. Садись в лёгкую гондолу! Никто не увидит нас, моя красавица! Мы закроем двери и окна! Никто не увидит нашего счастья! Нас убаюкают волны! Они обнимаются, как и мы. Люби, пока кровь горит огнём юности! О твоём счастье узнает лишь немая ночь, да волны! Старость несёт с собой мертвящий мороз и снег!»
Матрос пел, улыбаясь и кивая головою окружающим, и те хором подхватили припев, зовущий к любви и поцелуям, пока сердце молодо. Песня была весёлая, но для меня она звучала погребальною песнью. «Да, годы бегут, юность уходит! Я дал священному елею любви пролиться на землю, не дал ему возжечься в моём сердце. Правда, пламя его не погубило никого, но и не осветило, и не согрело никого! Холодным, тёмным сойдёт моё сердце в могилу. А меня, ведь, не связывали никакие обеты; почему же мои жаждущие уста не прильнули к нектару любви?» И меня охватило чувство какого-то недовольства самим собою. Не дикий ли огонь страстей, горевший в моей груди иссушил мой рассудок? Мне было горько вспомнить о своём бегстве от Санты. «На меня упало изображение Мадонны!.. Что ж, перержавел гвоздь, а во мне сейчас уж и заговорило моё иезуитское воспитание, козье молоко в моих жилах заставило меня бежать, как мальчишку от розог! А как хороша была Санта! Я вспомнил её жгучий, полный страсти взор и злился на себя всё больше и больше. Ах, зачем я не был похож на Бернардо, на тысячи других мужчин, на моих молодых знакомых! Никто, никто из них не разыгрывал из себя такого дурака, как я! Теперь сердце моё жаждало упиться любовью, чувством, вложенным в нас самим Творцом!.. Что ж, я ещё молод, Венеция город весёлый, там чудные женщины!.. А чем вознаградит меня за мою добродетель и детскую непорочность свет? Насмешками! Время же несёт с собою разочарование и седые волосы!» Вот какие мысли пробудила во мне венецианская песня, и я подхватил припев, запел вместе с другими о любви и поцелуях! Ясно, что во мне говорило лихорадочное возбуждение крови, и Тот, Кто вдохнул в меня жизнь и чувства, руководил всею моею судьбой, верно милостиво простит мне эту минутную слабость! Каждый из нас переживает минуты внутренней борьбы, наплыв мыслей, в которых он не смеет даже признаться; ведь, грех силён, сильнее бодрствующего над душой человека ангела невинности. Люди, удовлетворявшие влечениям своего сердца, могут, конечно, относиться к таким порывам философски, но «не осуждайте и не будете осуждены»!.. Да, я чувствовал, что в меня вселился злой дух. Я не мог молиться, но скоро
