рощами, обновили въ моей душѣ впечатлѣнія, вынесенныя мною изъ Неаполя. Фламинія охотно каталась съ своею горничной на мулахъ по долинѣ близъ Тиволи; мнѣ было позволено сопровождать ихъ. Фламинія очень любила природу, и мнѣ пришлось набрасывать для нея на бумагу виды живописной мѣстности: безконечную Кампанью съ вырисовывающимся на горизонтѣ куполомъ храма св. Петра, горные склоны, покрытые оливковыми рощами и виноградниками, и городокъ Тиволи, расположенный на высокой скалѣ, изъ-подъ которой съ шумомъ и пѣной низвергались въ бездну водопады.
— Глядѣть отсюда—весь городъ кажется построеннымъ на отдѣльныхъ каменныхъ глыбахъ, которыя вода скоро снесетъ!—сказала Фламинія.—А въ городѣ-то и не думаешь объ этомъ, а прыгаешь себѣ надъ открытою могилою!
— Такъ всегда!—отвѣтилъ я.—Да и счастье, что наша могила скрыта отъ нашего взора. Эти шумящіе водопады, конечно, грозны на видъ, но куда ужаснѣе положеніе Неаполя, подъ которымъ клокочетъ огонь, какъ здѣсь вода!—И я разсказалъ Фламинія о Везувіи, о своемъ восхожденіи на него, о Геркуланумѣ и Помпеѣ. Она жадно ловила каждое мое слово и дома заставила меня подробнѣе описать всѣ чудеса, видѣнныя мною по ту сторону Понтійскихъ болотъ. Моря она, однако, никакъ представить себѣ не могла; она видѣла его только издали, съ высоты горъ, откуда оно казалось узкой серебряной полосой на горизонтѣ. Тогда я сказалъ ей, что оно похоже на безграничное Божіе небо, раскинувшееся по землѣ. Дѣвушка сложила руки и сказала:—Какъ безконечно прекрасенъ міръ Божій!—«Вотъ потому-то и не надо запираться отъ него въ мрачныхъ стѣнахъ монастыря!» подумалъ я, но не посмѣлъ сказать.
Однажды мы стояли съ нею у древняго храма и смотрѣли внизъ на два огромныхъ водопада, низвергавшихся въ бездну, словно два свѣтлыя облака. Серебристая водяная пыль образовывала между темно-зелеными деревьями высокій столбъ, стремившійся къ голубому небу и отливавшій на солнцѣ всѣми цвѣтами радуги. Въ расщелинѣ скалы надъ другимъ водопадомъ, поменьше, свила себѣ гнѣзда стая голубей, и они большими кругами летали надъ нами и водяною массой, шумно разбивавшейся о камни.
— Какая красота!—промолвила Фламинія.—Мнѣ бы хотѣлось послушать, какъ ты импровизируешь Антоніо! Воспой, что видишь вокругъ!—Я вспомнилъ о своихъ завѣтныхъ мечтахъ, разбившихся о людское равнодушіе, какъ разбивались эти водяные потоки о камни, и запѣлъ: «Жизнь похожа на этотъ шумный потокъ, но не въ каждой ея каплѣ отражается солнышко; его сіяніе разлито только, какъ сіяніе красоты, надъ всѣмъ мірозданіемъ!»—Нѣтъ, это слишкомъ печально!—прервала меня Флами-
рощами, обновили в моей душе впечатления, вынесенные мною из Неаполя. Фламиния охотно каталась с своею горничной на мулах по долине близ Тиволи; мне было позволено сопровождать их. Фламиния очень любила природу, и мне пришлось набрасывать для неё на бумагу виды живописной местности: бесконечную Кампанью с вырисовывающимся на горизонте куполом храма св. Петра, горные склоны, покрытые оливковыми рощами и виноградниками, и городок Тиволи, расположенный на высокой скале, из-под которой с шумом и пеной низвергались в бездну водопады.
— Глядеть отсюда — весь город кажется построенным на отдельных каменных глыбах, которые вода скоро снесёт! — сказала Фламиния. — А в городе-то и не думаешь об этом, а прыгаешь себе над открытою могилою!
— Так всегда! — ответил я. — Да и счастье, что наша могила скрыта от нашего взора. Эти шумящие водопады, конечно, грозны на вид, но куда ужаснее положение Неаполя, под которым клокочет огонь, как здесь вода! — И я рассказал Фламиния о Везувии, о своём восхождении на него, о Геркулануме и Помпее. Она жадно ловила каждое моё слово и дома заставила меня подробнее описать все чудеса, виденные мною по ту сторону Понтийских болот. Моря она, однако, никак представить себе не могла; она видела его только издали, с высоты гор, откуда оно казалось узкой серебряной полосой на горизонте. Тогда я сказал ей, что оно похоже на безграничное Божие небо, раскинувшееся по земле. Девушка сложила руки и сказала: — Как бесконечно прекрасен мир Божий! — «Вот потому-то и не надо запираться от него в мрачных стенах монастыря!» подумал я, но не посмел сказать.
Однажды мы стояли с нею у древнего храма и смотрели вниз на два огромных водопада, низвергавшихся в бездну, словно два светлые облака. Серебристая водяная пыль образовывала между тёмно-зелёными деревьями высокий столб, стремившийся к голубому небу и отливавший на солнце всеми цветами радуги. В расщелине скалы над другим водопадом, поменьше, свила себе гнёзда стая голубей, и они большими кругами летали над нами и водяною массой, шумно разбивавшейся о камни.
— Какая красота! — промолвила Фламиния. — Мне бы хотелось послушать, как ты импровизируешь Антонио! Воспой, что видишь вокруг! — Я вспомнил о своих заветных мечтах, разбившихся о людское равнодушие, как разбивались эти водяные потоки о камни, и запел: «Жизнь похожа на этот шумный поток, но не в каждой её капле отражается солнышко; его сияние разлито только, как сияние красоты, над всем мирозданием!» — Нет, это слишком печально! — прервала меня Флами-
