Страница:Андерсен-Ганзен 3.pdf/196

Эта страница была вычитана


ное—это платье! Взгляните только на покрой! Займитесь однимъ платьемъ! Вникните въ его цвѣтъ, изучите его основательно!» «Не то!» перебиваетъ парикмахеръ: «Вы должны разобрать ея прическу!» «Главное, однако, ея рѣчь!» вопитъ въ свою очередь филологъ. «Нѣтъ—манеры!» не соглашается танцмейстеръ. «Господи Боже мой!» вздыхалъ я. «Да меня привлекаетъ въ ней все вмѣстѣ! Я вижу всѣ эти отдѣльныя красоты, но не могу же я въ угоду вамъ сдѣлаться сапожникомъ или портнымъ! Мое призваніе—чувствовать и познавать красоту въ цѣломъ! Не сердитесь же на меня за это и не осуждайте меня, люди добрые!» «А, наша точка зрѣнія для васъ слишкомъ низка! Не довольно высока для вашего поэтическаго генія!» слышу я въ отвѣтъ язвительныя насмѣшки. Да, нѣтъ такого жестокаго животнаго, какъ человѣкъ! Будь я богатъ и независимъ, дѣло живо приняло бы совсѣмъ иной оборотъ. Теперь же всѣ были умнѣе, основательнѣе и благоразумнѣе меня! И вотъ, я научился вѣжливо улыбаться, когда меня душили слезы, почтительно кланяться, когда мнѣ хотѣлось презрительно отвернуться, и со вниманіемъ выслушивать пустую болтовню глупцовъ. Притворство, горечь и отвращеніе къ жизни—вотъ каковы были плоды того воспитанія, которое навязали мнѣ обстоятельства и люди. Мнѣ постоянно указывали на мои недостатки; но развѣ во мнѣ такъ-таки и не было ничего хорошаго? Приходилось самому отыскивать это хорошее и ставить его на видъ людямъ, но тѣ, сами же заставляя меня углубляться въ самого себя, упрекали меня за то, что я слишкомъ ношусь съ самимъ собою! Государственный дѣятель называлъ меня эгоистомъ за то, что я не посвящалъ всего себя тому, что составляло его конекъ. Молодой диллетантъ, любитель искусствъ, родственникъ семейства Боргезе, поучалъ меня, какъ мнѣ слѣдуетъ мыслить, судить и писать, и въ наставленіяхъ его всегда проглядывало желаніе выказать въ присутствіи другихъ свое превосходство надъ бѣднымъ пастушонкомъ, который былъ обязанъ сугубою благодарностью за то, что такой знатный господинъ снисходитъ до него. Дворянчикъ, интересовавшійся только своею конюшнею, считалъ меня препустымъ созданіемъ за то, что я не обращалъ вниманія на его лошадей. Не сами-ли всѣ эти господа были эгоистами? Или, можетъ быть, они были правы? Что-жъ, я, вѣдь, былъ бѣдный сирота, всѣми облагодѣтельствованный! Но если у меня и не было благороднаго имени, то была благородная душа, живо чувствовавшая малѣйшее униженіе. И вотъ, я, готовый прежде привязываться къ людямъ всею душою, превращался мало-по-малу, какъ жена Лота, въ горькій соляной столбъ. Я ожесточался, вооружался упорствомъ; минутами просыпалось во мнѣ и сознаніе моего духовнаго превосходства, но, скованное цѣпями рабства, оно превращалось въ демона высокомѣрія, который уже свысока смотрѣлъ на нелѣпыя выходки моихъ

Тот же текст в современной орфографии

ное — это платье! Взгляните только на покрой! Займитесь одним платьем! Вникните в его цвет, изучите его основательно!» «Не то!» перебивает парикмахер: «Вы должны разобрать её прическу!» «Главное, однако, её речь!» вопит в свою очередь филолог. «Нет — манеры!» не соглашается танцмейстер. «Господи Боже мой!» вздыхал я. «Да меня привлекает в ней всё вместе! Я вижу все эти отдельные красоты, но не могу же я в угоду вам сделаться сапожником или портным! Моё призвание — чувствовать и познавать красоту в целом! Не сердитесь же на меня за это и не осуждайте меня, люди добрые!» «А, наша точка зрения для вас слишком низка! Не довольно высока для вашего поэтического гения!» слышу я в ответ язвительные насмешки. Да, нет такого жестокого животного, как человек! Будь я богат и независим, дело живо приняло бы совсем иной оборот. Теперь же все были умнее, основательнее и благоразумнее меня! И вот, я научился вежливо улыбаться, когда меня душили слёзы, почтительно кланяться, когда мне хотелось презрительно отвернуться, и со вниманием выслушивать пустую болтовню глупцов. Притворство, горечь и отвращение к жизни — вот каковы были плоды того воспитания, которое навязали мне обстоятельства и люди. Мне постоянно указывали на мои недостатки; но разве во мне так-таки и не было ничего хорошего? Приходилось самому отыскивать это хорошее и ставить его на вид людям, но те, сами же заставляя меня углубляться в самого себя, упрекали меня за то, что я слишком ношусь с самим собою! Государственный деятель называл меня эгоистом за то, что я не посвящал всего себя тому, что составляло его конёк. Молодой дилетант, любитель искусств, родственник семейства Боргезе, поучал меня, как мне следует мыслить, судить и писать, и в наставлениях его всегда проглядывало желание выказать в присутствии других своё превосходство над бедным пастушонком, который был обязан сугубою благодарностью за то, что такой знатный господин снисходит до него. Дворянчик, интересовавшийся только своею конюшнею, считал меня препустым созданием за то, что я не обращал внимания на его лошадей. Не сами ли все эти господа были эгоистами? Или, может быть, они были правы? Что ж, я, ведь, был бедный сирота, всеми облагодетельствованный! Но если у меня и не было благородного имени, то была благородная душа, живо чувствовавшая малейшее унижение. И вот, я, готовый прежде привязываться к людям всею душою, превращался мало-помалу, как жена Лота, в горький соляной столб. Я ожесточался, вооружался упорством; минутами просыпалось во мне и сознание моего духовного превосходства, но, скованное цепями рабства, оно превращалось в демона высокомерия, который уже свысока смотрел на нелепые выходки моих