тикъ восторженно отзывался о моей богатой фантазіи и о поэтическомъ дарованьи; я, по его мнѣнію, принадлежалъ къ школѣ Пангетти, и онъ жалѣлъ только, что я ужъ черезчуръ рабски слѣдовалъ образцу своего учителя. А я вовсе и не зналъ его, не имѣлъ о немъ ни малѣйшаго представленія! Моими учителями были одна природа, да мое непосредственное чувство. Но сами-то критики такъ рѣдко проявляютъ въ своихъ сужденіяхъ оригинальные взгляды, что и всѣхъ критикуемыхъ считаютъ копіями. Публика оцѣнила мое дарованіе гораздо горячѣе господина критика, хотя онъ и прибавлялъ въ концѣ статьи, что современемъ изъ меня выработается самостоятельный художникъ, такъ какъ во мнѣ и теперь уже замѣтны необычайный талантъ, богатая фантазія, чувство и вдохновеніе. Я спряталъ газету: когда-нибудь она послужитъ мнѣ вещественнымъ доказательствомъ, что не все случившееся со мною въ Неаполѣ было сномъ. Итакъ, я побывалъ въ Неаполѣ, много пережилъ за это время, во многомъ выигралъ и во многомъ проигралъ. Неужели тутъ и конецъ блестящей будущности, предсказанной мнѣ Фульвіей?
Мы выѣхали изъ Неаполя, и скоро онъ скрылся отъ нашихъ взоровъ за густыми виноградниками. Четыре дня ѣхали мы въ Римъ по той же самой дорогѣ, по которой два мѣсяца тому назадъ я ѣхалъ съ Федериго и Сантой. Опять увидѣлъ я Мола ди Гаэта съ ея апельсинными рощами. Теперь деревья были осыпаны душистыми цвѣтами. Я прошелъ въ аллею, гдѣ Санта подслушала исторію моей жизни. Сколько событій совершилось за этотъ краткій промежутокъ времени! Мы проѣхали и черезъ узкій Итри, и я вспомнилъ о Федериго. На границѣ, гдѣ отъ насъ потребовали паспорта, попрежнему тѣснились въ глубокой пещерѣ козы, которыхъ срисовывалъ Федериго, но маленькаго пастушка я на этотъ разъ уже не видѣлъ. Ночью мы прибыли въ городокъ Террачина, а утромъ выѣхали изъ него. Утренній воздухъ былъ необычайно прозраченъ и ясенъ. Я простился съ моремъ, которое ласково прижало меня къ груди своей, убаюкало меня чудными грезами и показало мнѣ образъ красоты—Лару. Вдали, на эфирно-прозрачномъ горизонтѣ, виднѣлась еще синеватая дымящаяся вершина Везувія. «Прощай! Прощай! Домой, въ Римъ! Тамъ ждетъ меня моя могила!» вздохнулъ я, и карета покатилась чрезъ зеленыя болота въ Велетри. Я привѣтствовалъ горы, по которымъ проходилъ вмѣстѣ съ Фульвіей, вновь увидѣлъ Дженцано, проѣхалъ по площади, на которой нашла себѣ смерть моя матушка. Да, тогда я остался бѣднымъ, лишеннымъ всего на свѣтѣ, сиротою, теперь же ѣхалъ въ каретѣ знатнымъ бариномъ, нищіе называли меня Eccellenza! Но былъ-ли я теперь счастливѣе, чѣмъ тогда?.. Мы проѣхали чрезъ Альбани, и предъ нами развернулась Кампанья; у дороги возвышалась могила Асканія, поросшая густымъ плющемъ, дальше же виднѣлись гробницы, куполъ храма св. Петра и Римъ.
тик восторженно отзывался о моей богатой фантазии и о поэтическом даровании; я, по его мнению, принадлежал к школе Пангетти, и он жалел только, что я уж чересчур рабски следовал образцу своего учителя. А я вовсе и не знал его, не имел о нём ни малейшего представления! Моими учителями были одна природа, да моё непосредственное чувство. Но сами-то критики так редко проявляют в своих суждениях оригинальные взгляды, что и всех критикуемых считают копиями. Публика оценила моё дарование гораздо горячее господина критика, хотя он и прибавлял в конце статьи, что со временем из меня выработается самостоятельный художник, так как во мне и теперь уже заметны необычайный талант, богатая фантазия, чувство и вдохновение. Я спрятал газету: когда-нибудь она послужит мне вещественным доказательством, что не всё случившееся со мною в Неаполе было сном. Итак, я побывал в Неаполе, много пережил за это время, во многом выиграл и во многом проиграл. Неужели тут и конец блестящей будущности, предсказанной мне Фульвией?
Мы выехали из Неаполя, и скоро он скрылся от наших взоров за густыми виноградниками. Четыре дня ехали мы в Рим по той же самой дороге, по которой два месяца тому назад я ехал с Федериго и Сантой. Опять увидел я Мола ди Гаэта с её апельсинными рощами. Теперь деревья были осыпаны душистыми цветами. Я прошёл в аллею, где Санта подслушала историю моей жизни. Сколько событий совершилось за этот краткий промежуток времени! Мы проехали и через узкий Итри, и я вспомнил о Федериго. На границе, где от нас потребовали паспорта, по-прежнему теснились в глубокой пещере козы, которых срисовывал Федериго, но маленького пастушка я на этот раз уже не видел. Ночью мы прибыли в городок Террачина, а утром выехали из него. Утренний воздух был необычайно прозрачен и ясен. Я простился с морем, которое ласково прижало меня к груди своей, убаюкало меня чудными грёзами и показало мне образ красоты — Лару. Вдали, на эфирно-прозрачном горизонте, виднелась ещё синеватая дымящаяся вершина Везувия. «Прощай! Прощай! Домой, в Рим! Там ждёт меня моя могила!» вздохнул я, и карета покатилась чрез зелёные болота в Велетри. Я приветствовал горы, по которым проходил вместе с Фульвией, вновь увидел Дженцано, проехал по площади, на которой нашла себе смерть моя матушка. Да, тогда я остался бедным, лишённым всего на свете, сиротою, теперь же ехал в карете знатным барином, нищие называли меня Eccellenza! Но был ли я теперь счастливее, чем тогда?.. Мы проехали чрез Альбани, и пред нами развернулась Кампанья; у дороги возвышалась могила Аскания, поросшая густым плющём, дальше же виднелись гробницы, купол храма св. Петра и Рим.
