Страница:Андерсен-Ганзен 3.pdf/140

Эта страница была вычитана


созданію. Будь я мужчиной, я бы никогда не влюбилась въ нее! Я бы боялась, что она переломится пополамъ, какъ только я обойму ее покрѣпче!—Она заставила меня улыбнуться и, можетъ быть, этого только и добивалась. Впрочемъ, она отдавала справедливость таланту, уму и чистому сердцу Аннунціаты.

Въ послѣдніе вечера я, вдохновленный красотой окружавшей меня природы, написалъ нѣсколько небольшихъ стихотвореній: «Тассо въ темницѣ», «Нищій-монахъ» и еще одну небольшую эллегію, въ которой вылилась моя несчастная любовь. Я сталъ читать ихъ Сантѣ, но едва успѣлъ дочитать до средины и первое, какъ не совладѣлъ съ нахлынувшими чувствами и залился слезами. Санта сжала мою руку и стала плакать вмѣстѣ со мною; этими слезами она приковала меня къ себѣ навѣки. Домъ ея сталъ для меня роднымъ домомъ; меня постоянно тянуло къ ней; ея веселость и забавныя выходки часто заставляли меня смѣяться, хотя я и чувствовалъ, насколько чище, благороднѣе были остроуміе и рѣзвость Аннунціаты. Но такъ какъ Аннунціата была уже не для меня, то я былъ доволенъ и пріязнью Санты.

— Что, вы видѣлись опять съ тою красавицей у грота Позилиппо, обитательницей романтическаго жилища?—спросила она меня однажды.

— Всего одинъ разъ еще!—отвѣтилъ я.

— Она была очень ласкова съ вами?—продолжала разспрашивать Санта.—Ребятишки навѣрно ушли съ туристами, а мужъ былъ на морѣ? Берегитесь, синьоръ! По ту сторону Неаполя лежитъ преисподняя!

Я чистосердечно завѣрилъ ее, что меня привлекала къ гроту Позилиппо одна лишь романтичность мѣстности.

— Милый другъ!—сказала она задушевнымъ тономъ.—Я понимаю все лучше васъ! Ваше сердце было полно любовью, первою сильною любовью къ женщинѣ, не скажу—недостойной, но всетаки бывшей съ вами не вполнѣ искреннею! Не возражайте! Затѣмъ, какъ вы сами увѣряли меня, вамъ пришлось вырвать изъ сердца ея образъ; слѣдовательно—въ вашемъ сердцѣ образовалась пустота, которую надо заполнить! Прежде вы жили только своими книгами да мечтами, пѣвица низвела васъ въ настоящій, человѣческій міръ, вы стали человѣкомъ, какъ и всѣ, и теперь плоть и кровь предъявляютъ свои права! И почему же нѣтъ? Я вообще не сужу молодыхъ людей строго… Да и къ тому же мужчины вольны дѣлать, что хотятъ!

Я сталъ возражать на ея послѣднія слова; что же касается той пустоты, которая воцарилась въ моей душѣ съ тѣхъ поръ, какъ я лишился Аннунціаты, то я чувствовалъ, что Санта была права. Чѣмъ, однако, могъ я замѣнить утраченный образъ?

— Вы не похожи на другихъ людей! Вы—поэтическая фигура, а ви-

Тот же текст в современной орфографии

созданию. Будь я мужчиной, я бы никогда не влюбилась в неё! Я бы боялась, что она переломится пополам, как только я обойму её покрепче! — Она заставила меня улыбнуться и, может быть, этого только и добивалась. Впрочем, она отдавала справедливость таланту, уму и чистому сердцу Аннунциаты.

В последние вечера я, вдохновлённый красотой окружавшей меня природы, написал несколько небольших стихотворений: «Тассо в темнице», «Нищий-монах» и ещё одну небольшую элегию, в которой вылилась моя несчастная любовь. Я стал читать их Санте, но едва успел дочитать до средины и первое, как не совладел с нахлынувшими чувствами и залился слезами. Санта сжала мою руку и стала плакать вместе со мною; этими слезами она приковала меня к себе навеки. Дом её стал для меня родным домом; меня постоянно тянуло к ней; её весёлость и забавные выходки часто заставляли меня смеяться, хотя я и чувствовал, насколько чище, благороднее были остроумие и резвость Аннунциаты. Но так как Аннунциата была уже не для меня, то я был доволен и приязнью Санты.

— Что, вы виделись опять с тою красавицей у грота Позилиппо, обитательницей романтического жилища? — спросила она меня однажды.

— Всего один раз ещё! — ответил я.

— Она была очень ласкова с вами? — продолжала расспрашивать Санта. — Ребятишки наверно ушли с туристами, а муж был на море? Берегитесь, синьор! По ту сторону Неаполя лежит преисподняя!

Я чистосердечно заверил её, что меня привлекала к гроту Позилиппо одна лишь романтичность местности.

— Милый друг! — сказала она задушевным тоном. — Я понимаю всё лучше вас! Ваше сердце было полно любовью, первою сильною любовью к женщине, не скажу — недостойной, но всё-таки бывшей с вами не вполне искреннею! Не возражайте! Затем, как вы сами уверяли меня, вам пришлось вырвать из сердца её образ; следовательно — в вашем сердце образовалась пустота, которую надо заполнить! Прежде вы жили только своими книгами да мечтами, певица низвела вас в настоящий, человеческий мир, вы стали человеком, как и все, и теперь плоть и кровь предъявляют свои права! И почему же нет? Я вообще не сужу молодых людей строго… Да и к тому же мужчины вольны делать, что хотят!

Я стал возражать на её последние слова; что же касается той пустоты, которая воцарилась в моей душе с тех пор, как я лишился Аннунциаты, то я чувствовал, что Санта была права. Чем, однако, мог я заменить утраченный образ?

— Вы не похожи на других людей! Вы — поэтическая фигура, а ви-