менной ограды сада. Корабли и лодки, окрыленные бѣлыми парусами, скользили по спокойному заливу, возлѣ котораго раскинулась Гаэта[1]. Изъ-за города виднѣлся небольшой утесъ съ развалинами на самой вершинѣ. Взоръ мой былъ ослѣпленъ этою очаровательною картиной.
— А видишь вонъ тамъ курится Везувій?—прибавилъ Федериго, указывая налѣво, гдѣ горы группировались словно облака, отдыхавшія на дивно прекрасномъ морѣ. Я какъ дитя восхищался чуднымъ зрѣлищемъ; Федериго раздѣлялъ мой восторгъ. Насъ потянуло сойти внизъ, подъ тѣнь апельсинныхъ деревьевъ, и тамъ я принялся цѣловать висѣвшіе на вѣтвяхъ золотые плоды, подбиралъ съ земли упавшіе и подбрасывалъ ихъ кверху, любуясь игрою этихъ золотистыхъ шариковъ, мелькавшихъ въ темно-голубомъ воздухѣ надъ лазурнымъ моремъ.
— Чудная Италія!—восторгался Федериго.—Да, вотъ такою именно ты и рисовалась мнѣ на дальнемъ сѣверѣ. Я ежеминутно вспоминалъ твой ароматъ, который теперь впиваю при каждомъ дуновеніи вѣтерка!.. Глядя на наши ивы, я думалъ о твоихъ оливковыхъ рощахъ, любуясь золотистыми яблоками въ саду датскаго крестьянина, близь благоухающаго клевернаго поля, мечталъ о твоихъ апельсинныхъ рощахъ! Но зеленоватыя волны нашего моря никогда не играютъ такою лазурью, какъ Средиземное море! Сѣверное небо никогда не стоитъ такъ высоко, никогда не тѣшитъ глазъ такою роскошью красокъ, какъ дивное теплое южное небо!—Радость его переходила въ вдохновеніе, рѣчь дышала поэзіей.—Какъ я тосковалъ на родинѣ!—продолжалъ онъ.—Да, тотъ, кто никогда не видалъ рая, куда счастливѣе того, кто побывалъ тамъ и затѣмъ удалился изъ него на всегда! Моя родина прекрасна. Данія—цвѣтущій садъ, который можетъ поспорить красотою со всѣмъ, что есть по ту сторону Альпъ. Въ ней есть буковые лѣса и море. Но что значитъ земная красота въ сравненіи съ небесной! Италія—страна фантазіи, царство красоты. Вдвойнѣ счастливъ тотъ, кто привѣтствуетъ тебя во второй разъ!—И онъ, какъ и я, цѣловалъ золотистые апельсины, а слезы такъ и текли у него по щекамъ. Онъ крѣпко обнялъ меня, и его горячія губы прикоснулись къ моему лбу.
Тутъ мое сердце открылось для него; онъ, вѣдь, былъ не чужой мнѣ, былъ другомъ моего дѣтства. Я и разсказалъ ему о послѣднихъ событіяхъ моей жизни, и на сердцѣ у меня стало какъ-то легче, когда я громко назвалъ имя Аннунціаты, излилъ все горе, тяготившее мою душу. Федериго выслушалъ меня съ сердечнымъ, истинно дружескимъ участіемъ. Я разсказалъ ему также и о моемъ бѣгствѣ, о приключеніи въ разбойничьей пещерѣ, о Фульвіи, и о томъ, что я зналъ о здоровьи Бернардо.
- ↑ Городъ, названный по имени похороненной здѣсь Энеемъ кормилицы его.
менной ограды сада. Корабли и лодки, окрылённые белыми парусами, скользили по спокойному заливу, возле которого раскинулась Гаэта[1]. Из-за города виднелся небольшой утёс с развалинами на самой вершине. Взор мой был ослеплён этою очаровательною картиной.
— А видишь вон там курится Везувий? — прибавил Федериго, указывая налево, где горы группировались словно облака, отдыхавшие на дивно прекрасном море. Я как дитя восхищался чудным зрелищем; Федериго разделял мой восторг. Нас потянуло сойти вниз, под тень апельсинных деревьев, и там я принялся целовать висевшие на ветвях золотые плоды, подбирал с земли упавшие и подбрасывал их кверху, любуясь игрою этих золотистых шариков, мелькавших в тёмно-голубом воздухе над лазурным морем.
— Чудная Италия! — восторгался Федериго. — Да, вот такою именно ты и рисовалась мне на дальнем севере. Я ежеминутно вспоминал твой аромат, который теперь впиваю при каждом дуновении ветерка!.. Глядя на наши ивы, я думал о твоих оливковых рощах, любуясь золотистыми яблоками в саду датского крестьянина, близ благоухающего клеверного поля, мечтал о твоих апельсинных рощах! Но зеленоватые волны нашего моря никогда не играют такою лазурью, как Средиземное море! Северное небо никогда не стоит так высоко, никогда не тешит глаз такою роскошью красок, как дивное тёплое южное небо! — Радость его переходила в вдохновение, речь дышала поэзией. — Как я тосковал на родине! — продолжал он. — Да, тот, кто никогда не видал рая, куда счастливее того, кто побывал там и затем удалился из него навсегда! Моя родина прекрасна. Дания — цветущий сад, который может поспорить красотою со всем, что есть по ту сторону Альп. В ней есть буковые леса и море. Но что значит земная красота в сравнении с небесной! Италия — страна фантазии, царство красоты. Вдвойне счастлив тот, кто приветствует тебя во второй раз! — И он, как и я, целовал золотистые апельсины, а слёзы так и текли у него по щекам. Он крепко обнял меня, и его горячие губы прикоснулись к моему лбу.
Тут моё сердце открылось для него; он, ведь, был не чужой мне, был другом моего детства. Я и рассказал ему о последних событиях моей жизни, и на сердце у меня стало как-то легче, когда я громко назвал имя Аннунциаты, излил всё горе, тяготившее мою душу. Федериго выслушал меня с сердечным, истинно дружеским участием. Я рассказал ему также и о моём бегстве, о приключении в разбойничьей пещере, о Фульвии, и о том, что я знал о здоровье Бернардо.
- ↑ Город, названный по имени похороненной здесь Энеем кормилицы его.
