однихъ гнѣздахъ лежали яйца, въ другихъ уже пищали птенцы, а птичьи стаи кричали и летали надъ лѣсомъ, какъ шальныя! Въ лѣсу раздавались удары топоровъ; высокіе дубы были обречены на срубъ: Вальдемаръ До собирался выстроить дорогой трехпалубный военный корабль,—его навѣрное купитъ король! Вотъ отчего и вырубали лѣсъ, примѣту моряковъ, убѣжище птицъ. Сорокопуты въ ужасѣ летали взадъ и впередъ: гнѣзда ихъ были опустошены; морскіе орлы и другія лѣсныя птицы тоже лишились своихъ жилищъ и кружились въ воздухѣ, крича отъ страха и злобы. Я понималъ ихъ! А вороны и галки испускали насмѣшливые крики: Крахъ! Разореніе! Крахъ, крахъ!
Въ лѣсу возлѣ толпы рабочихъ стоялъ самъ Вальдемаръ До съ тремя дочерьми. Всѣ они смѣялись надъ дикими криками птицъ, всѣ, кромѣ младшей дочери Анны-Доротеи. Ей было жаль птицъ, и когда дѣло дошло до полузасохшаго дуба, на голыхъ вѣтвяхъ котораго свилъ себѣ гнѣздо черный аистъ, она со слезами на глазахъ стала просить отца не давать рубить дерево, не губить птенцовъ, высовывавшихъ изъ гнѣзда головки. И дубъ былъ пощаженъ ради чернаго аиста,—стоило разговаривать объ одномъ деревѣ!
Пошла рубка и пилка; строили трехпалубный корабль. Самъ строитель былъ не изъ важнаго, но все-таки благороднаго рода. Глаза и лобъ обличали его умъ, и Вальдемаръ До охотно слушалъ разсказы молодого человѣка. Заслушивалась ихъ и молоденькая Ида, старшая, пятнадцатилѣтняя дочка владѣльца Борребю. Строитель же, строя корабль для Вальдемара До, строилъ воздушный замокъ для самого себя и для Иды: они сидѣли въ этомъ замкѣ рядышкомъ, какъ мужъ съ женою! Оно бы такъ и случилось, будь его замокъ настоящимъ, съ каменными стѣнами, валами, рвами, лѣсами и садами. Но куда ужъ воробью соваться въ журавлиную пляску? Какъ ни уменъ былъ молодой строитель, все же онъ былъ бѣднякомъ. У-у-у! Я улетѣлъ, и онъ улетѣлъ,—онъ не смѣлъ тутъ больше оставаться, а Ида примирилась съ своею судьбой, больше, вѣдь, ничего и не оставалось.
Въ конюшняхъ ржали вороные кони,—продолжалъ вѣтеръ:—стоило на нихъ посмотрѣть! На нихъ и смотрѣли. Адмиралъ, посланный самимъ королемъ для осмотра и покупки новаго военнаго корабля, громко восхищался ретивыми конями. Я от-
одних гнёздах лежали яйца, в других уже пищали птенцы, а птичьи стаи кричали и летали над лесом, как шальные! В лесу раздавались удары топоров; высокие дубы были обречены на сруб: Вальдемар До собирался выстроить дорогой трёхпалубный военный корабль, — его наверное купит король! Вот отчего и вырубали лес, примету моряков, убежище птиц. Сорокопуты в ужасе летали взад и вперёд: гнёзда их были опустошены; морские орлы и другие лесные птицы тоже лишились своих жилищ и кружились в воздухе, крича от страха и злобы. Я понимал их! А вороны и галки испускали насмешливые крики: Крах! Разорение! Крах, крах!
В лесу возле толпы рабочих стоял сам Вальдемар До с тремя дочерьми. Все они смеялись над дикими криками птиц, все, кроме младшей дочери Анны-Доротеи. Ей было жаль птиц, и когда дело дошло до полузасохшего дуба, на голых ветвях которого свил себе гнездо чёрный аист, она со слезами на глазах стала просить отца не давать рубить дерево, не губить птенцов, высовывавших из гнезда головки. И дуб был пощажён ради чёрного аиста, — стоило разговаривать об одном дереве!
Пошла рубка и пилка; строили трёхпалубный корабль. Сам строитель был не из важного, но всё-таки благородного рода. Глаза и лоб обличали его ум, и Вальдемар До охотно слушал рассказы молодого человека. Заслушивалась их и молоденькая Ида, старшая, пятнадцатилетняя дочка владельца Борребю. Строитель же, строя корабль для Вальдемара До, строил воздушный замок для самого себя и для Иды: они сидели в этом замке рядышком, как муж с женою! Оно бы так и случилось, будь его замок настоящим, с каменными стенами, валами, рвами, лесами и садами. Но куда уж воробью соваться в журавлиную пляску? Как ни умён был молодой строитель, всё же он был бедняком. У-у-у! Я улетел, и он улетел, — он не смел тут больше оставаться, а Ида примирилась с своею судьбой, больше, ведь, ничего и не оставалось.
В конюшнях ржали вороные кони, — продолжал ветер: — стоило на них посмотреть! На них и смотрели. Адмирал, посланный самим королём для осмотра и покупки нового военного корабля, громко восхищался ретивыми конями. Я от-
