съ Гельги безобразная оболочка жабы, и изъ нея выходила молодая красавица, такъ теперь изъ бренной тѣлесной оболочки, очищенной крещеніемъ свѣта, вознесся къ небу прекрасный образъ, чище, прозрачнѣе воздуха; солнечный лучъ вернулся къ Отцу!
А тѣло распалось въ прахъ; на томъ мѣстѣ, гдѣ стояла колѣнопреклоненная Гельга, лежалъ теперь увядшій лотосъ.
— Новый конецъ исторіи!—сказалъ аистъ.—И совсѣмъ неожиданный! Но ничего, мнѣ онъ нравится!
— А что-то скажутъ о немъ дѣтки?—замѣтила аистиха.
— Да, это, конечно, важнѣе всего!—сказалъ аистъ.
с Гельги безобразная оболочка жабы, и из неё выходила молодая красавица, так теперь из бренной телесной оболочки, очищенной крещением света, вознёсся к небу прекрасный образ, чище, прозрачнее воздуха; солнечный луч вернулся к Отцу!
А тело распалось в прах; на том месте, где стояла коленопреклонённая Гельга, лежал теперь увядший лотос.
— Новый конец истории! — сказал аист. — И совсем неожиданный! Но ничего, мне он нравится!
— А что-то скажут о нём детки? — заметила аистиха.
— Да, это, конечно, важнее всего! — сказал аист.
Былъ назначенъ призъ, даже два, одинъ большой, другой маленькій, за наибольшую быстроту—не на состязаніи, а вообще за быстроту въ теченіи цѣлаго года.
— Я получилъ первый призъ!—сказалъ заяцъ.—Можно, вѣдь, я думаю, ожидать справедливости, если судьи—твои близкіе друзья и родные. Но присудить второй призъ улиткѣ?! Мнѣ это даже обидно!
— Но, вѣдь, надо же принимать во вниманіе и усердіе и добрую волю, какъ справедливо разсудили высокоуважаемые судьи, и я вполнѣ раздѣляю ихъ мнѣніе!—замѣтилъ заборный столбъ, бывшій свидѣтелемъ присужденія призовъ.—Улиткѣ, правда, понадобилось полгода, чтобы переползти черезъ порогъ, но все-таки она очень спѣшила и даже сломала себѣ второпяхъ бедренную кость! Она всею душой и тѣломъ отдавалась своему дѣлу, да еще таскала при этомъ на спинѣ весь свой домъ! Такое усердіе достойно всякаго поощренія, вотъ она и получила второй призъ.
— Могли бы, кажется, и на меня обратить вниманіе!—сказала ласточка.—Быстрѣе меня на лету, смѣю думать, никого нѣтъ! И гдѣ только я ни побывала! Вездѣ, вездѣ!
— То-то вотъ и горе ваше!—сказалъ столбъ.—Ужъ больно много вы рыскаете! Вѣчно рветесь въ чужіе края, чуть здѣсь холодкомъ пахнетъ. Вы не патріотка! Нечего на васъ и обращать вниманіе!
— А если бы я проспала всю зиму въ болотѣ, тогда на меня обратили бы вниманіе?—спросила ласточка.
Был назначен приз, даже два, один большой, другой маленький, за наибольшую быстроту — не на состязании, а вообще за быстроту в течении целого года.
— Я получил первый приз! — сказал заяц. — Можно, ведь, я думаю, ожидать справедливости, если судьи — твои близкие друзья и родные. Но присудить второй приз улитке?! Мне это даже обидно!
— Но, ведь, надо же принимать во внимание и усердие и добрую волю, как справедливо рассудили высокоуважаемые судьи, и я вполне разделяю их мнение! — заметил заборный столб, бывший свидетелем присуждения призов. — Улитке, правда, понадобилось полгода, чтобы переползти через порог, но всё-таки она очень спешила и даже сломала себе второпях бедренную кость! Она всею душой и телом отдавалась своему делу, да ещё таскала при этом на спине весь свой дом! Такое усердие достойно всякого поощрения, вот она и получила второй приз.
— Могли бы, кажется, и на меня обратить внимание! — сказала ласточка. — Быстрее меня на лету, смею думать, никого нет! И где только я ни побывала! Везде, везде!
— То-то вот и горе ваше! — сказал столб. — Уж больно много вы рыскаете! Вечно рвётесь в чужие края, чуть здесь холодком пахнет. Вы не патриотка! Нечего на вас и обращать внимание!
— А если бы я проспала всю зиму в болоте, тогда на меня обратили бы внимание? — спросила ласточка.
