— А вотъ я сейчасъ спрошу насчетъ этого ключъ!—сказалъ совѣтникъ.
И онъ надѣлъ кольцо ключа на указательный палецъ правой руки себѣ и лавочнику и заставилъ ключъ вертѣться и указывать букву за буквой.
И ключъ отвѣтилъ: „Побѣда и счастье!“ Такимъ образомъ будущее Лотты-Лены было опредѣлено.
Совѣтникъ сейчасъ же вручилъ лавочнику двѣ книги: трагедію „Дювеке“ и „Обхожденіе съ людьми“—Книгге. Пусть Лотта-Лена читаетъ!
Съ этого вечера между Лоттой-Леной и семействомъ совѣтника завязалось болѣе близкое знакомство. Она стала бывать у нихъ, и совѣтникъ нашелъ ее дѣвушкой очень разумной,—она вѣрила и въ него, и въ ключъ. И совѣтницѣ она тоже понравилась. Непринужденность и откровенность, съ которыми дѣвушка на каждомъ шагу сознавалась въ своемъ невѣжествѣ, казались совѣтницѣ чѣмъ-то дѣтскимъ, невиннымъ. Словомъ, оба супруга, каждый по-своему, питали симпатію къ Лоттѣ-Ленѣ, а она къ нимъ.
— Какъ у нихъ чудесно пахнетъ!—говорила она.
Въ самомъ дѣлѣ, въ корридорѣ у нихъ пахло яблоками,—совѣтница заготовила на зиму цѣлую бочку—а по всѣмъ комнатамъ распространялось благоуханіе розъ и лавандъ.
— У нихъ все на благородную ногу!—говорила Лотта-Лена, любуясь прекрасными комнатными цвѣтами совѣтницы. У той даже зимою цвѣли въ комнатахъ вѣтви сирени и вишень. Она ставила срѣзанныя оголенныя вѣточки въ воду, и онѣ въ теплѣ скоро одѣвались листьями, а потомъ покрывались и цвѣтами.
— Вотъ, можно было подумать, что жизнь совсѣмъ покинула эти голыя вѣтви, а поглядите-ка, какъ онѣ воскресли!—говорила совѣтница.
— Мнѣ никогда ничего такого и въ голову не приходило!—отзывалась Лотта-Лена.—Какая, однако, эта природа милая!
Совѣтникъ же показывалъ ей свою „ключевую книгу“, куда были занесены разные замѣчательные отвѣты и разоблаченія ключа, напримѣръ—относительно пропажи изъ шкафа половинки яблочнаго пирожнаго, какъ-разъ въ тотъ вечеръ, когда у кухарки былъ въ гостяхъ ея другъ.
Совѣтникъ спросилъ ключъ: „Кто съѣлъ пирожное—кошка или другъ?“ И ключъ отвѣтилъ: „Другъ!“ Совѣтникъ, впрочемъ,
— А вот я сейчас спрошу насчёт этого ключ! — сказал советник.
И он надел кольцо ключа на указательный палец правой руки себе и лавочнику и заставил ключ вертеться и указывать букву за буквой.
И ключ ответил: «Победа и счастье!» Таким образом будущее Лотты-Лены было определено.
Советник сейчас же вручил лавочнику две книги: трагедию «Дювеке» и «Обхождение с людьми» — Книгге. Пусть Лотта-Лена читает!
С этого вечера между Лоттой-Леной и семейством советника завязалось более близкое знакомство. Она стала бывать у них, и советник нашёл её девушкой очень разумной, — она верила и в него, и в ключ. И советнице она тоже понравилась. Непринужденность и откровенность, с которыми девушка на каждом шагу сознавалась в своём невежестве, казались советнице чем-то детским, невинным. Словом, оба супруга, каждый по-своему, питали симпатию к Лотте-Лене, а она к ним.
— Как у них чудесно пахнет! — говорила она.
В самом деле, в коридоре у них пахло яблоками, — советница заготовила на зиму целую бочку — а по всем комнатам распространялось благоухание роз и лаванд.
— У них всё на благородную ногу! — говорила Лотта-Лена, любуясь прекрасными комнатными цветами советницы. У той даже зимою цвели в комнатах ветви сирени и вишень. Она ставила срезанные оголённые веточки в воду, и они в тепле скоро одевались листьями, а потом покрывались и цветами.
— Вот, можно было подумать, что жизнь совсем покинула эти голые ветви, а поглядите-ка, как они воскресли! — говорила советница.
— Мне никогда ничего такого и в голову не приходило! — отзывалась Лотта-Лена. — Какая, однако, эта природа милая!
Советник же показывал ей свою «ключевую книгу», куда были занесены разные замечательные ответы и разоблачения ключа, например — относительно пропажи из шкафа половинки яблочного пирожного, как раз в тот вечер, когда у кухарки был в гостях её друг.
Советник спросил ключ: «Кто съел пирожное — кошка или друг?» И ключ ответил: «Друг!» Советник, впрочем,
