и самъ увѣровалъ въ способности ключа. А вотъ аптекарь, молодой человѣкъ и близкій родственникъ совѣтницы, такъ ничему не вѣрилъ.
Умный человѣкъ былъ этотъ аптекарь и съ критической жилкой. Онъ еще на школьной скамьѣ зарабатывалъ деньги рецензіями книгъ и театральныхъ представленій, причемъ никогда не подписывалъ своихъ статей,—такъ выходитъ внушительнѣе. Въ немъ, какъ говорится, преобладалъ эстетическій духъ, но самъ онъ ни въ какихъ духовъ, особенно въ духовъ, обитающихъ въ ключахъ, не вѣрилъ.
— Впрочемъ, нѣтъ, я вѣрю!—говорилъ онъ.—Вѣрю, добрѣйшій господинъ совѣтникъ! Вѣрю въ ключъ отъ воротъ и во всѣхъ духовъ ключей такъ же твердо, какъ и въ новѣйшую науку, что открыла духовъ въ старой и новой мебели и занимается столоверченьемъ! Вы слышали о ней? Я слышалъ! Я сомнѣвался было,—вы, вѣдь, знаете, я изъ числа скептиковъ—но теперь сталъ прозелитомъ[1] новой вѣры, прочитавъ въ одной достойной довѣрія заграничной газетѣ ужасную исторію. Я, впрочемъ, за что купилъ ее, за то и продаю! Представьте же себѣ, совѣтникъ! Двое умныхъ дѣтей видѣли, какъ родители ихъ вызывали духовъ изъ большого обѣденнаго стола. Дѣтишки остались одни и захотѣли въ свою очередь попробовать пробудить жизнь въ старомъ комодѣ. Жизнь-то они въ немъ пробудили, духи проснулись, но не захотѣли слушаться ребячьей команды, поднялись—комодъ затрещалъ, выдвинулъ ящики и уложилъ въ нихъ своими ножками обоихъ ребятъ, затѣмъ выбѣжалъ въ открытую дверь, спустился по лѣстницѣ на улицу, прямо къ каналу, да и утопился тамъ вмѣстѣ съ дѣтьми. Тѣла дѣтей предали христіанскому погребенію, а комодъ отправили въ ратушу и присудили за убійство дѣтей къ сожженію живьёмъ на кострѣ. Вотъ что я вычиталъ въ иностранной газетѣ и передаю вамъ, ничего не прибавляя отъ себя! Ключъ меня побери, если я выдумываю! Видите, я даже поклялся!
Но совѣтникъ нашелъ, что это было со стороны аптекаря ужъ черезчуръ грубой шуткой. Не стоило и говорить съ нимъ о ключѣ: аптекарь былъ глупъ, какъ самый послѣдній ключъ!
Самъ же совѣтникъ все болѣе и болѣе изощрялся въ „ключевой мудрости“. Ключъ и забавлялъ его, и поучалъ.
Однажды вечеромъ совѣтникъ уже собирался лечь въ постель и стоялъ въ спальнѣ полураздѣтый, какъ вдругъ въ дверь
и сам уверовал в способности ключа. А вот аптекарь, молодой человек и близкий родственник советницы, так ничему не верил.
Умный человек был этот аптекарь и с критической жилкой. Он ещё на школьной скамье зарабатывал деньги рецензиями книг и театральных представлений, причём никогда не подписывал своих статей, — так выходит внушительнее. В нём, как говорится, преобладал эстетический дух, но сам он ни в каких духов, особенно в духов, обитающих в ключах, не верил.
— Впрочем, нет, я верю! — говорил он. — Верю, добрейший господин советник! Верю в ключ от ворот и во всех духов ключей так же твёрдо, как и в новейшую науку, что открыла духов в старой и новой мебели и занимается столоверченьем! Вы слышали о ней? Я слышал! Я сомневался было, — вы, ведь, знаете, я из числа скептиков — но теперь стал прозелитом[1] новой веры, прочитав в одной достойной доверия заграничной газете ужасную историю. Я, впрочем, за что купил её, за то и продаю! Представьте же себе, советник! Двое умных детей видели, как родители их вызывали духов из большого обеденного стола. Детишки остались одни и захотели в свою очередь попробовать пробудить жизнь в старом комоде. Жизнь-то они в нём пробудили, духи проснулись, но не захотели слушаться ребячьей команды, поднялись — комод затрещал, выдвинул ящики и уложил в них своими ножками обоих ребят, затем выбежал в открытую дверь, спустился по лестнице на улицу, прямо к каналу, да и утопился там вместе с детьми. Тела детей предали христианскому погребению, а комод отправили в ратушу и присудили за убийство детей к сожжению живьём на костре. Вот что я вычитал в иностранной газете и передаю вам, ничего не прибавляя от себя! Ключ меня побери, если я выдумываю! Видите, я даже поклялся!
Но советник нашёл, что это было со стороны аптекаря уж чересчур грубой шуткой. Не стоило и говорить с ним о ключе: аптекарь был глуп, как самый последний ключ!
Сам же советник всё более и более изощрялся в «ключевой мудрости». Ключ и забавлял его, и поучал.
Однажды вечером советник уже собирался лечь в постель и стоял в спальне полураздетый, как вдруг в дверь
