Въ Копенгагенѣ въ 1711 г. свирѣпствовала чума. Королева Даніи отплыла на родину въ Германію, король тоже покинулъ столицу, да и всѣ, кто только могъ, бѣжалъ изъ нея. Старались выбраться изъ города и студенты, даже тѣ, что пользовались даровымъ помѣщеніемъ и столомъ. Въ такъ называемой „Борхсъ-Коллегіи“ оставался всего одинъ студентъ, да и тотъ собирался уѣхать. Было два часа утра, когда онъ вышелъ оттуда съ ранцемъ на плечахъ; въ немъ больше было книгъ и рукописей, нежели платья и бѣлья. Надъ городомъ нависъ густой тягучій туманъ, на улицахъ не было видно ни души. Кругомъ почти на всѣхъ дверяхъ и воротахъ стояли кресты,—въ тѣхъ домахъ были больные чумою, или всѣ уже вымерли. Не было видно людей и въ болѣе широкой извилистой „Kjödmangergade“, какъ называлась тогда улица отъ „Круглой Башни“ до королевскаго дворца. Но вотъ мимо прокатила тяжелая телега. Кучеръ пощелкивалъ кнутомъ, лошади неслись вскачь; телѣга была биткомъ набита трупами. Молодой студентъ поднесъ руку къ носу и сталъ вдыхать крѣпкій спиртъ, въ который была омочена губка, уложенная въ мѣдную коробочку. Изъ кабачка въ одномъ изъ переулковъ раздавалось дикое пѣніе и хохотъ. Люди пьянствовали тамъ всю ночь, чтобы забыть о чумѣ, стоявшей за дверями и готовой уложить ихъ въ телѣгу къ другимъ мертвецамъ. Студентъ направился къ дворцовому мосту; у набережной стояла пара небольшихъ судовъ; одно уже готовилось отплыть изъ зараженнаго города.
— Коли Богъ дастъ, будемъ живы и дождемся попутнаго вѣтра, пойдемъ въ Грензундъ къ Фальстеру!—сказалъ шкиперъ и спросилъ студента, желавшаго сѣсть на судно, какъ его зовутъ.
— Людвигъ Гольбергъ!—отвѣтилъ тотъ, и имя это прозвучало тогда, какъ и всякое другое, теперь же оно принадлежитъ къ славнѣйшимъ датскимъ именамъ! А тогда-то онъ былъ простой, неизвѣстный никому, бѣдный студентъ.
Судно проплыло мимо дворца, и не успѣло разсвѣтать, какъ оно уже вышло въ открытое море. Поднялся легкій вѣтерокъ, паруса надулись, молодой студентъ сѣлъ лицомъ противъ свѣжаго вѣтра, да и заснулъ; нельзя сказать, чтобы это было съ его стороны особенно благоразумно!
Уже на третье утро судно встало на якорь у Фальстера.
— Не знаете-ли вы, у кого бы мнѣ найти здѣсь пристанище за небольшую плату?—спросилъ Гольбергъ у капитана.
В Копенгагене в 1711 г. свирепствовала чума. Королева Дании отплыла на родину в Германию, король тоже покинул столицу, да и все, кто только мог, бежал из неё. Старались выбраться из города и студенты, даже те, что пользовались даровым помещением и столом. В так называемой «Борхс-Коллегии» оставался всего один студент, да и тот собирался уехать. Было два часа утра, когда он вышел оттуда с ранцем на плечах; в нём больше было книг и рукописей, нежели платья и белья. Над городом навис густой тягучий туман, на улицах не было видно ни души. Кругом почти на всех дверях и воротах стояли кресты, — в тех домах были больные чумою, или все уже вымерли. Не было видно людей и в более широкой извилистой «Kjödmangergade», как называлась тогда улица от «Круглой Башни» до королевского дворца. Но вот мимо прокатила тяжёлая телега. Кучер пощёлкивал кнутом, лошади неслись вскачь; телега была битком набита трупами. Молодой студент поднёс руку к носу и стал вдыхать крепкий спирт, в который была омочена губка, уложенная в медную коробочку. Из кабачка в одном из переулков раздавалось дикое пение и хохот. Люди пьянствовали там всю ночь, чтобы забыть о чуме, стоявшей за дверями и готовой уложить их в телегу к другим мертвецам. Студент направился к дворцовому мосту; у набережной стояла пара небольших судов; одно уже готовилось отплыть из заражённого города.
— Коли Бог даст, будем живы и дождёмся попутного ветра, пойдём в Грензунд к Фальстеру! — сказал шкипер и спросил студента, желавшего сесть на судно, как его зовут.
— Людвиг Гольберг! — ответил тот, и имя это прозвучало тогда, как и всякое другое, теперь же оно принадлежит к славнейшим датским именам! А тогда-то он был простой, неизвестный никому, бедный студент.
Судно проплыло мимо дворца, и не успело рассветать, как оно уже вышло в открытое море. Поднялся лёгкий ветерок, паруса надулись, молодой студент сел лицом против свежего ветра, да и заснул; нельзя сказать, чтобы это было с его стороны особенно благоразумно!
Уже на третье утро судно встало на якорь у Фальстера.
— Не знаете ли вы, у кого бы мне найти здесь пристанище за небольшую плату? — спросил Гольберг у капитана.
