„парижской выставкѣ“! Надъ всѣми входами развѣвались французскіе флаги, а надъ „всемірнымъ базаромъ“—флаги различныхъ націй. Свистъ и шумъ машинъ, мелодичный звонъ башенныхъ колоколовъ, гулъ церковныхъ органовъ, хриплое, гнусливое пѣніе, вырывавшееся изъ восточныхъ кофеенъ—все сливалось вмѣстѣ! Настоящее вавилонское смѣшеніе языковъ!
Вотъ что говорили, вотъ какъ описывали „новое чудо свѣта“. Кто не слыхалъ о немъ? Дріада тоже слышала, знала все, что говорилось о новомъ чудѣ въ городѣ городовъ.
„О, летите же туда, птички, летите, а вернувшись назадъ—разскажите мнѣ обо всемъ!“ молила Дріада.
Смутное влеченіе выросло въ безумное желаніе, въ завѣтную мечту: „въ Парижъ, въ Парижъ!“ И вотъ, однажды, среди безмолвной тишины лунной ночи, изъ полнаго диска луны вылетѣла искра, скатилась по небу, словно падающая звѣздочка, и передъ деревомъ, вѣтви котораго заколыхались, словно отъ бурнаго порыва вѣтра, предстало свѣтлое величественное видѣніе. Раздались звуки, такіе нѣжные, ласкающіе и въ то же время мощные, какъ трубные звуки въ день Страшнаго Суда, пробуждающіе къ жизни и призывающіе на судъ мертвецовъ:
„Ты попадешь въ этотъ волшебный городъ, пустишь тамъ корни, познакомишься съ его воздухомъ и солнечнымъ свѣтомъ. Но жизнь твоя сократится, длинный рядъ годовъ, ожидавшихъ тебя здѣсь, на волѣ, сократятся въ дни. Бѣдная Дріада, ты пропадешь тамъ! Твоя тоска, твои желанія будутъ все рости! Самое дерево твое станетъ для тебя темницею, ты захочешь покинуть свою оболочку, отказаться отъ своей природы, вмѣшаться въ толпу людей, и тогда годы твоего существованія сократятся въ полжизни мухи-поденки, твоя жизнь продолжится всего лишь одну ночь! А затѣмъ ты угаснешь, листья твоего дерева завянутъ, развѣются по вѣтру и никогда уже не возродятся къ жизни!“
Звуки смолкли, видѣніе исчезло, но тоска и желаніе Дріады не исчезли; она вся трепетала отъ ожиданія, какъ въ лихорадкѣ.
— Я попаду туда, въ этотъ городъ городовъ!—ликовала она.—Для меня начнется новая жизнь! Она будетъ расти, нестись какъ облако—невѣдомо куда!
На зарѣ, когда мѣсяцъ поблѣднѣлъ, и облака заалѣли, пробилъ часъ исполненія ея желанія; обѣщанное сбылось.
«парижской выставке»! Над всеми входами развевались французские флаги, а над «всемирным базаром» — флаги различных наций. Свист и шум машин, мелодичный звон башенных колоколов, гул церковных орга́нов, хриплое, гнусливое пение, вырывавшееся из восточных кофеен — всё сливалось вместе! Настоящее вавилонское смешение языков!
Вот что говорили, вот как описывали «новое чудо света». Кто не слыхал о нём? Дриада тоже слышала, знала всё, что говорилось о новом чуде в городе городов.
«О, летите же туда, птички, летите, а вернувшись назад — расскажите мне обо всём!» молила Дриада.
Смутное влечение выросло в безумное желание, в заветную мечту: «в Париж, в Париж!» И вот, однажды, среди безмолвной тишины лунной ночи, из полного диска луны вылетела искра, скатилась по небу, словно падающая звёздочка, и перед деревом, ветви которого заколыхались, словно от бурного порыва ветра, предстало светлое величественное видение. Раздались звуки, такие нежные, ласкающие и в то же время мощные, как трубные звуки в день Страшного Суда, пробуждающие к жизни и призывающие на суд мертвецов:
«Ты попадёшь в этот волшебный город, пустишь там корни, познакомишься с его воздухом и солнечным светом. Но жизнь твоя сократится, длинный ряд годов, ожидавших тебя здесь, на воле, сократятся в дни. Бедная Дриада, ты пропадёшь там! Твоя тоска, твои желания будут всё расти! Самое дерево твоё станет для тебя темницею, ты захочешь покинуть свою оболочку, отказаться от своей природы, вмешаться в толпу людей, и тогда годы твоего существования сократятся в полжизни мухи-подёнки, твоя жизнь продолжится всего лишь одну ночь! А затем ты угаснешь, листья твоего дерева завянут, развеются по ветру и никогда уже не возродятся к жизни!»
Звуки смолкли, видение исчезло, но тоска и желание Дриады не исчезли; она вся трепетала от ожидания, как в лихорадке.
— Я попаду туда, в этот город городов! — ликовала она. — Для меня начнётся новая жизнь! Она будет расти, нестись как облако — неведомо куда!
На заре, когда месяц побледнел, и облака заалели, пробил час исполнения её желания; обещанное сбылось.
