репончатыхъ лапъ. Въ пылу работы она разорвала перепонку; изъ лапъ полилась кровь. Тутъ она поняла, что ей не справиться съ работою, опять зачерпнула воды и обмыла лицо мертваго; затѣмъ, прикрыла тѣла свѣжими зелеными листьями, на нихъ набросала большихъ вѣтвей, сверху еще листьевъ, на все это навалила тяжелыхъ камней, какіе только въ силахъ была поднять, а всѣ отверстія между ними заткнула мхомъ. Она надѣялась, что подъ такимъ могильнымъ курганомъ тѣла будутъ въ безопасности. За этою тяжелою работой прошла вся ночь; выглянуло солнышко, и Гельга опять превратилась въ красавицу-дѣвушку, но руки ея были всѣ въ крови, а по розовымъ дѣвичьимъ щекамъ, въ первый разъ въ жизни, струились слезы. Въ первую минуту по превращеніи въ ея двойственной натурѣ произошла борьба. Дрожа всѣмъ тѣломъ и тревожно озираясь кругомъ, словно только пробудясь отъ страшнаго сна, простояла она нѣсколько минутъ на мѣстѣ, затѣмъ, бросилась къ стройному буку, крѣпко уцѣпилась за вѣтви, ища точку опоры, и въ одинъ мигъ, какъ кошка, вскарабкалась на вершину. Тамъ она крѣпко примостилась на вѣтвяхъ и сидѣла, какъ пугливая бѣлка, весь день, одна-одинешенька, среди пустыннаго безмолвія лѣса. Пустынное безмолвіе лѣса! Да, тутъ было и пустынно и безмолвно, только въ воздухѣ кружились бабочки, не то играя, не то борясь между собою; муравьиныя кучи, кишмя-кишѣли крохотными насѣкомыми; въ воздухѣ плясали безчисленные рои комаровъ, носились тьмы жужжащихъ мухъ, божьихъ коровокъ, стрекозъ и другихъ крылатыхъ созданьицъ; дождевой червякъ выползалъ изъ сырой почвы; кроты выбрасывали комья земли,—словомъ, тихо и пустынно здѣсь было лишь въ томъ смыслѣ, въ какомъ принято говорить и понимать это. Никто изъ лѣсныхъ обитателей не обращалъ на Гельгу вниманія, кромѣ сорокъ, съ крикомъ летавшихъ надъ вершиной дерева, гдѣ она сидѣла. Онѣ даже перепрыгивали съ вѣтки на вѣтку, подбираясь поближе къ ней,—такія онѣ смѣлыя и любопытныя! Но довольно было ей метнуть на нихъ взглядъ, и онѣ разлетѣлись; такъ имъ и не удалось разгадать это странное явленіе, да и сама Гельга не могла разгадать себя!
Передъ закатомъ солнца предчувствіе приближавшагося превращенія заставило Гельгу слѣзть съ дерева; послѣдній лучъ погасъ, и она опять сидѣла на землѣ въ видѣ съежившейся
репончатых лап. В пылу работы она разорвала перепонку; из лап полилась кровь. Тут она поняла, что ей не справиться с работою, опять зачерпнула воды и обмыла лицо мёртвого; затем, прикрыла тела свежими зелёными листьями, на них набросала больших ветвей, сверху ещё листьев, на всё это навалила тяжёлых камней, какие только в силах была поднять, а все отверстия между ними заткнула мхом. Она надеялась, что под таким могильным курганом тела будут в безопасности. За этою тяжёлою работой прошла вся ночь; выглянуло солнышко, и Гельга опять превратилась в красавицу-девушку, но руки её были все в крови, а по розовым девичьим щека́м, в первый раз в жизни, струились слёзы. В первую минуту по превращении в её двойственной натуре произошла борьба. Дрожа всем телом и тревожно озираясь кругом, словно только пробудясь от страшного сна, простояла она несколько минут на месте, затем, бросилась к стройному буку, крепко уцепилась за ветви, ища точку опоры, и в один миг, как кошка, вскарабкалась на вершину. Там она крепко примостилась на ветвях и сидела, как пугливая белка, весь день, одна-одинёшенька, среди пустынного безмолвия леса. Пустынное безмолвие леса! Да, тут было и пустынно и безмолвно, только в воздухе кружились бабочки, не то играя, не то борясь между собою; муравьиные кучи, кишмя-кишели крохотными насекомыми; в воздухе плясали бесчисленные рои комаров, носились тьмы жужжащих мух, божьих коровок, стрекоз и других крылатых созданьиц; дождевой червяк выползал из сырой почвы; кроты выбрасывали комья земли, — словом, тихо и пустынно здесь было лишь в том смысле, в каком принято говорить и понимать это. Никто из лесных обитателей не обращал на Гельгу внимания, кроме сорок, с криком летавших над вершиной дерева, где она сидела. Они даже перепрыгивали с ветки на ветку, подбираясь поближе к ней, — такие они смелые и любопытные! Но довольно было ей метнуть на них взгляд, и они разлетелись; так им и не удалось разгадать это странное явление, да и сама Гельга не могла разгадать себя!
Перед закатом солнца предчувствие приближавшегося превращения заставило Гельгу слезть с дерева; последний луч погас, и она опять сидела на земле в виде съёжившейся
