Страница:Андерсен-Ганзен 2.pdf/337

Эта страница была вычитана


и спросили у старухи, чѣмъ собственно имъ гордиться, что это за камень?

— А это нѣчто такое великолѣпное и дорогое, что и описать нельзя!—отвѣтила старая жаба.—Носятъ же это ради собственнаго удовольствія и другимъ на зло. Но не спрашивайте больше! Я не стану отвѣчать!

— Ну, ужъ во мнѣ-то нѣтъ драгоцѣннаго камня!—сказала самая младшая изъ жабъ. Она была безобразная-пребезобразная!—Да и съ какой стати завелась бы во мнѣ такая драгоцѣнность? А если она къ тому же будетъ сердить другихъ, то какая мнѣ отъ нея радость? Нѣтъ, мнѣ бы хотѣлось только одного—взобраться когда-нибудь на край колодца и посмотрѣть оттуда на бѣлый свѣтъ! То-то тамъ, должно быть, чудесно!

— Оставайся-ка лучше на своемъ мѣстѣ!—сказала старуха.—По крайней мѣрѣ знаешь, гдѣ ты! Берегись ведра, оно раздавитъ тебя! А попадешь въ него—еще вывалишься, и не всѣмъ, вѣдь, удается упасть такъ счастливо, цѣло и невредимо, какъ мнѣ!

— Квакъ!—вздохнула молодая жаба; по-нашему, по-человѣчьи, это означало „ахъ“.

Ужъ какъ ей хотѣлось взобраться на край колодца, поглядѣть на бѣлый свѣтъ! Ее такъ и тянуло кверху! И вотъ, на слѣдующее утро, ведро съ водой случайно пріостановилось передъ камнемъ, на которомъ сидѣла жаба… Сердечко у нея такъ и ёкнуло, мигъ—и она прыгнула въ ведро и погрузилась на дно.

Ведро вытянули, и воду выплеснули.

— Ахъ, что-бъ тебѣ!—вскрикнулъ парень, увидавъ жабу.—Такой гадины я еще не видывалъ!—И онъ ткнулъ ее ногой въ деревянномъ башмакѣ, такъ что чуть не изувѣчилъ бѣдняжку. Жаба едва спаслась въ высокую крапиву. Тутъ она стала оглядываться: стебли стояли рядышкомъ одинъ возлѣ другого, а вверху, сквозь листья, просвѣчивало солнышко, такъ что листья казались совсѣмъ прозрачными. Для жабы разгуливать въ крапивѣ было то же, что для насъ гулять въ густомъ лѣсу, гдѣ сквозь листву просвѣчиваетъ солнышко.

— Здѣсь куда лучше, чѣмъ у насъ въ колодцѣ! Право, такъ бы и осталась тутъ навсегда!—сказала жаба. Прошелъ часъ, прошелъ другой, а она все лежала въ крапивѣ.—А что же тамъ, дальше? Если ужъ я зашла такъ далеко, надо идти и дальше!

И она поползла, какъ могла скорѣе, и выползла на до-


Тот же текст в современной орфографии

и спросили у старухи, чем собственно им гордиться, что это за камень?

— А это нечто такое великолепное и дорогое, что и описать нельзя! — ответила старая жаба. — Носят же это ради собственного удовольствия и другим назло. Но не спрашивайте больше! Я не стану отвечать!

— Ну, уж во мне-то нет драгоценного камня! — сказала самая младшая из жаб. Она была безобразная-пребезобразная! — Да и с какой стати завелась бы во мне такая драгоценность? А если она к тому же будет сердить других, то какая мне от неё радость? Нет, мне бы хотелось только одного — взобраться когда-нибудь на край колодца и посмотреть оттуда на белый свет! То-то там, должно быть, чудесно!

— Оставайся-ка лучше на своём месте! — сказала старуха. — По крайней мере знаешь, где ты! Берегись ведра, оно раздавит тебя! А попадёшь в него — ещё вывалишься, и не всем, ведь, удаётся упасть так счастливо, цело и невредимо, как мне!

— Квак! — вздохнула молодая жаба; по-нашему, по-человечьи, это означало «ах».

Уж как ей хотелось взобраться на край колодца, поглядеть на белый свет! Её так и тянуло кверху! И вот, на следующее утро, ведро с водой случайно приостановилось перед камнем, на котором сидела жаба… Сердечко у неё так и ёкнуло, миг — и она прыгнула в ведро и погрузилась на дно.

Ведро вытянули, и воду выплеснули.

— Ах, что б тебе! — вскрикнул парень, увидав жабу. — Такой гадины я ещё не видывал! — И он ткнул её ногой в деревянном башмаке, так что чуть не изувечил бедняжку. Жаба едва спаслась в высокую крапиву. Тут она стала оглядываться: стебли стояли рядышком один возле другого, а вверху, сквозь листья, просвечивало солнышко, так что листья казались совсем прозрачными. Для жабы разгуливать в крапиве было то же, что для нас гулять в густом лесу, где сквозь листву просвечивает солнышко.

— Здесь куда лучше, чем у нас в колодце! Право, так бы и осталась тут навсегда! — сказала жаба. Прошёл час, прошёл другой, а она всё лежала в крапиве. — А что же там, дальше? Если уж я зашла так далеко, надо идти и дальше!

И она поползла, как могла скорее, и выползла на до-