тельной кассы и дастъ намъ въ дорогу? Да, поразмыслимъ-ка объ этомъ! День этого переѣзда не обозначенъ, вѣдь, въ календарѣ!
тельной кассы и даст нам в дорогу? Да, поразмыслим-ка об этом! День этого переезда не обозначен, ведь, в календаре!
Зима; холодно; вѣтеръ такъ и рѣжетъ, но въ землѣ хорошо, уютно; тамъ и лежитъ цвѣточекъ въ своей луковицѣ, прикрытой землею и снѣгомъ.
Но вотъ выпалъ дождь; капли проникли сквозь снѣжный покровъ въ землю къ цвѣточной луковицѣ и сообщили ей о бѣломъ свѣтѣ, что́ надъ нею. Скоро пробрался туда и солнечный лучъ, такой тонкій, сверлящій; онъ пробуравилъ снѣгъ и землю и слегка постучался въ луковицу.
— Войдите!—сказалъ цвѣтокъ.
— Не могу!—отвѣтилъ лучъ.—Я еще слабъ теперь, и мнѣ не раскрыть луковицы! А вотъ къ лѣту я соберусь съ силами!
— А когда будетъ лѣто?—спросилъ цвѣтокъ и спрашивалъ то же самое у каждаго новаго гостя—солнечнаго луча. Но до лѣта было еще долго; снѣгъ еще не весь стаялъ, и лужицы каждую ночь затягивало льдомъ.
— Какъ это долго тянется!—говорилъ цвѣтокъ.—А мнѣ просто не сидится на мѣстѣ! Хочется потянуться, вытянуться, раскрыться, выйти на волю, повидаться съ лѣтомъ! То-то блаженное времечко!
И цвѣтокъ потянулся въ своей тонкой скорлупкѣ, размягченной водою, согрѣтой снѣгомъ и землею, пронизанной солнечными лучами. Скоро изъ земли, подъ снѣгомъ, пробился зеленый стебелекъ съ свѣтло-зеленымъ бутономъ, окруженнымъ, словно ширмочкой, узенькими, толстенькими листками. Снѣгъ былъ еще холодный, но весь залитъ лучами солнца,—онъ былъ уже настолько рыхлъ, что имъ легко было пробиться сквозь него, да и сами они стали теперь сильнѣе.
— Добро пожаловать! Добро пожаловать!—запѣли они, и цвѣтокъ выглянулъ изъ-подъ снѣга. Солнечные лучи ласкали и цѣловали малютку, такъ что бѣлоснѣжная съ зелеными жилками чашечка его совсѣмъ раскрылась. Радостно и скромно склонилъ онъ головку.
— Милый цвѣточекъ!—пѣли солнечные лучи.—Какъ ты свѣжъ и нѣженъ! Ты первый, единственный! Ты наше возлюб-
Зима; холодно; ветер так и режет, но в земле хорошо, уютно; там и лежит цветочек в своей луковице, прикрытой землёю и снегом.
Но вот выпал дождь; капли проникли сквозь снежный покров в землю к цветочной луковице и сообщили ей о белом свете, что над нею. Скоро пробрался туда и солнечный луч, такой тонкий, сверлящий; он пробуравил снег и землю и слегка постучался в луковицу.
— Войдите! — сказал цветок.
— Не могу! — ответил луч. — Я ещё слаб теперь, и мне не раскрыть луковицы! А вот к лету я соберусь с силами!
— А когда будет лето? — спросил цветок и спрашивал то же самое у каждого нового гостя — солнечного луча. Но до лета было ещё долго; снег ещё не весь стаял, и лужицы каждую ночь затягивало льдом.
— Как это долго тянется! — говорил цветок. — А мне просто не сидится на месте! Хочется потянуться, вытянуться, раскрыться, выйти на волю, повидаться с летом! То-то блаженное времечко!
И цветок потянулся в своей тонкой скорлупке, размягчённой водою, согретой снегом и землёю, пронизанной солнечными лучами. Скоро из земли, под снегом, пробился зелёный стебелёк с светло-зелёным бутоном, окружённым, словно ширмочкой, узенькими, толстенькими листками. Снег был ещё холодный, но весь залит лучами солнца, — он был уже настолько рыхл, что им легко было пробиться сквозь него, да и сами они стали теперь сильнее.
— Добро пожаловать! Добро пожаловать! — запели они, и цветок выглянул из-под снега. Солнечные лучи ласкали и целовали малютку, так что белоснежная с зелёными жилками чашечка его совсем раскрылась. Радостно и скромно склонил он головку.
— Милый цветочек! — пели солнечные лучи. — Как ты свеж и нежен! Ты первый, единственный! Ты наше возлюб-
