Небо, одного изъ тѣхъ ангеловъ, что живутъ одними чувствами, однѣми мыслями съ нами, поддерживаютъ насъ въ минуты слабости—я обрѣлъ только теперь. Тебя, Софія! Ты явилась мнѣ не въ ореолѣ внѣшней красоты, но ты добра и красива даже болѣе, чѣмъ это необходимо! Суть все же остается сутью! Ты явилась и научила скульптора, что твореніе его только глина, прахъ, оболочка внутренняго ядра, которое намъ слѣдуетъ искать прежде всего. Бѣдная Кала! Наша совмѣстная жизнь прошла, какъ свадебная поѣздка. Тамъ, гдѣ встрѣчаются родственныя души, мы, быть можетъ, окажемся чуждыми другъ другу.
— Ну, это нехорошо съ твоей стороны говорить такъ!—возразила Софія.—Не по-христіански! Тамъ, на небѣ, гдѣ не женятся и не выходятъ замужъ, но гдѣ, какъ ты говоришь, встрѣчаются родственныя души, гдѣ всякая красота развертывается въ полномъ блескѣ, ея душа, можетъ быть, расцвѣтетъ такъ пышно, что совсѣмъ затмитъ меня, и ты опять воскликнешь, какъ въ первомъ любовномъ порывѣ: „Какъ хороша! Какъ хороша!“
Небо, одного из тех ангелов, что живут одними чувствами, одними мыслями с нами, поддерживают нас в минуты слабости — я обрёл только теперь. Тебя, София! Ты явилась мне не в ореоле внешней красоты, но ты добра и красива даже более, чем это необходимо! Суть всё же остаётся сутью! Ты явилась и научила скульптора, что творение его только глина, прах, оболочка внутреннего ядра, которое нам следует искать прежде всего. Бедная Кала! Наша совместная жизнь прошла, как свадебная поездка. Там, где встречаются родственные души, мы, быть может, окажемся чуждыми друг другу.
— Ну, это нехорошо с твоей стороны говорить так! — возразила София. — Не по-христиански! Там, на небе, где не женятся и не выходят замуж, но где, как ты говоришь, встречаются родственные души, где всякая красота развёртывается в полном блеске, её душа, может быть, расцветёт так пышно, что совсем затмит меня, и ты опять воскликнешь, как в первом любовном порыве: «Как хороша! Как хороша!»
Разсказъ пойдетъ о ютландскихъ дюнахъ, но начинается онъ не тамъ, а далеко, далеко на югѣ, въ Испаніи; море, вѣдь, соединяетъ всѣ страны, перенесись же мыслью въ Испанію! Какъ тамъ тепло, какъ чудесно! Среди темныхъ лавровыхъ деревьевъ мелькаютъ пурпуровые гранатные цвѣты; прохладный вѣтерокъ вѣетъ съ горъ на апельсинные сады и великолѣпныя мавританскія галлереи, съ золочеными куполами и росписными стѣнами. По улицамъ двигаются процессіи дѣтей, со свѣчами и развѣвающимися знаменами въ рукахъ, а въ вышинѣ надъ улицами города раскинулось ясное, чистое небо, усѣянное сіяющими звѣздами! Льются звуки пѣсенъ, щелкаютъ кастаньеты, юноши и дѣвушки кружатся въ пляскѣ подъ сѣнью цвѣтущихъ акацій; нищій сидитъ на ступеняхъ мраморной лѣстницы, утоляетъ жажду сочнымъ арбузомъ и затѣмъ опять погружается въ привычную дремоту, сладкій сонъ! Да и все здѣсь похоже на какой-то чудный сонъ! Все манитъ къ сладкой лѣни, къ чуднымъ грезамъ! Такимъ грезамъ на яву предавалась и юная, новобрачная чета, осыпанная всѣми бла-
Рассказ пойдёт о ютландских дюнах, но начинается он не там, а далеко, далеко на юге, в Испании; море, ведь, соединяет все страны, перенесись же мыслью в Испанию! Как там тепло, как чудесно! Среди тёмных лавровых деревьев мелькают пурпуровые гранатные цветы; прохладный ветерок веет с гор на апельсинные сады и великолепные мавританские галереи, с золочёными куполами и расписными стенами. По улицам двигаются процессии детей, со свечами и развевающимися знамёнами в руках, а в вышине над улицами города раскинулось ясное, чистое небо, усеянное сияющими звёздами! Льются звуки песен, щёлкают кастаньеты, юноши и девушки кружатся в пляске под сенью цветущих акаций; нищий сидит на ступенях мраморной лестницы, утоляет жажду сочным арбузом и затем опять погружается в привычную дремоту, сладкий сон! Да и всё здесь похоже на какой-то чудный сон! Всё манит к сладкой лени, к чудным грёзам! Таким грёзам наяву предавалась и юная, новобрачная чета, осыпанная всеми бла-
