крыльями по животу,—у нея не было другого барабана. Вотъ былъ концертъ! Маленькіе гномы, съ блуждающими огоньками на шапкахъ, плясали по залу. Никто не видалъ товарища Ивана, а онъ стоялъ позади трона и видѣлъ и слышалъ все!
Въ залѣ было много нарядныхъ и важныхъ придворныхъ; но тотъ, у кого были глаза во лбу, замѣтилъ бы, что придворные эти ни больше, ни меньше, какъ простыя палки съ кочнями капусты вмѣсто головъ,—тролль оживилъ ихъ и нарядилъ въ расшитыя золотомъ платья; впрочемъ, не все-ли равно, если они служили только для парада!
Когда пляска кончилась, принцесса разсказала троллю о новомъ женихѣ и спросила, о чемъ бы ей загадать на слѣдующее утро, когда онъ придетъ во дворецъ.
— Вотъ что,—сказалъ тролль:—надо взять что-нибудь самое простое, чего ему и въ голову не придетъ. Задумай, напримѣръ, о своемъ башмакѣ. Ни за что не отгадаетъ! Вели тогда отрубить ему голову, да не забудь принести мнѣ завтра, ночью, его глаза, я ихъ съѣмъ!
Принцесса низко присѣла и сказала, что не забудетъ. Затѣмъ тролль раскрылъ гору, и принцесса полетѣла домой, а товарищъ Ивана опять летѣлъ слѣдомъ и такъ хлесталъ ее розгами, что она стонала и жаловалась на сильный градъ и изо всѣхъ силъ торопилась добраться до окна своей спальни. Дорожный товарищъ Ивана полетѣлъ обратно на постоялый дворъ; Иванъ еще спалъ; товарищъ его отвязалъ свои крылья и тоже улегся въ постель,—еще бы, усталъ порядкомъ!
Чуть занялась заря, Иванъ былъ уже на ногахъ; дорожный товарищъ его тоже всталъ и разсказалъ ему чудесный сонъ, который онъ видѣлъ ночью; онъ видѣлъ, что принцесса загадала о своемъ башмакѣ и потому просилъ Ивана непремѣнно назвать принцессѣ башмакъ. Онъ, вѣдь, какъ разъ слышалъ это въ горѣ у тролля, но не хотѣлъ ничего разсказывать Ивану.
— Что-жъ, для меня все равно, что ни назвать!—сказалъ Иванъ.—Можетъ быть, твой сонъ и въ руку: я, вѣдь, все время думалъ, что Богъ поможетъ мнѣ! Но я все-таки прощусь съ тобой; если я не угадаю, мы больше не увидимся.
Они поцѣловались, и Иванъ отправился во дворецъ. Залъ былъ биткомъ набитъ народомъ; судьи сидѣли въ креслахъ, прислонившись головами къ подушкамъ изъ гагачьяго пуха,—имъ, вѣдь, приходилось такъ много думать! Старикъ-король стоялъ
крыльями по животу, — у неё не было другого барабана. Вот был концерт! Маленькие гномы, с блуждающими огоньками на шапках, плясали по залу. Никто не видал товарища Ивана, а он стоял позади трона и видел и слышал всё!
В зале было много нарядных и важных придворных; но тот, у кого были глаза во лбу, заметил бы, что придворные эти ни больше, ни меньше, как простые палки с кочнями капусты вместо голов, — тролль оживил их и нарядил в расшитые золотом платья; впрочем, не всё ли равно, если они служили только для парада!
Когда пляска кончилась, принцесса рассказала троллю о новом женихе и спросила, о чём бы ей загадать на следующее утро, когда он придёт во дворец.
— Вот что, — сказал тролль: — надо взять что-нибудь самое простое, чего ему и в голову не придёт. Задумай, например, о своём башмаке. Ни за что не отгадает! Вели тогда отрубить ему голову, да не забудь принести мне завтра, ночью, его глаза, я их съем!
Принцесса низко присела и сказала, что не забудет. Затем тролль раскрыл гору, и принцесса полетела домой, а товарищ Ивана опять летел следом и так хлестал её розгами, что она стонала и жаловалась на сильный град и изо всех сил торопилась добраться до окна своей спальни. Дорожный товарищ Ивана полетел обратно на постоялый двор; Иван ещё спал; товарищ его отвязал свои крылья и тоже улёгся в постель, — ещё бы, устал порядком!
Чуть занялась заря, Иван был уже на ногах; дорожный товарищ его тоже встал и рассказал ему чудесный сон, который он видел ночью; он видел, что принцесса загадала о своём башмаке и потому просил Ивана непременно назвать принцессе башмак. Он, ведь, как раз слышал это в горе́ у тролля, но не хотел ничего рассказывать Ивану.
— Что ж, для меня всё равно, что ни назвать! — сказал Иван. — Может быть, твой сон и в руку: я, ведь, всё время думал, что Бог поможет мне! Но я всё-таки прощусь с тобой; если я не угадаю, мы больше не увидимся.
Они поцеловались, и Иван отправился во дворец. Зал был битком набит народом; судьи сидели в креслах, прислонившись головами к подушкам из гагачьего пуха, — им, ведь, приходилось так много думать! Старик-король стоял
