зернышки. Потомъ они разрѣзали яблоко, и каждому досталась половинка. Зернышки они тоже подѣлили и съѣли всѣ, кромѣ одного. Его надо было закопать въ землю,—такъ придумала дѣвочка.
— Вотъ увидишь потомъ, что изъ него выйдетъ! Ты и не ожидаешь—что̀! Цѣлая яблоня, только не сейчасъ!
И дѣти принялись хлопотать съ зернышкомъ, достали цвѣточный горшокъ съ землей, мальчикъ проткнулъ въ землѣ пальцемъ ямку, дѣвочка положила туда зернышко, и оба старательно закопали его.
— Только смотри, не вздумай завтра вытаскивать зернышко, чтобы поглядѣть, пустило-ли оно ростки!—сказала Молли Антону.—Этого нельзя! Я вотъ такъ сдѣлала со своими цвѣточками всего два раза,—я хотѣла поглядѣть, ростутъ-ли они, тогда я еще не понимала, что этого нельзя—и цвѣточки погибли!
Цвѣточный горшокъ остался у Антона, и мальчикъ каждый день подходилъ къ нему поглядѣть, не выросло-ли чего-нибудь, но, кромѣ черной земли, въ горшкѣ ничего не было. Наконецъ, настала весна, солнышко стало пригрѣвать теплѣе, и изъ земли выглянули два крошечныхъ, зеленыхъ листочка.
— Это я съ Молли!—сказалъ Антонъ.—Вотъ чудесно-то!
Скоро появился и третій листочекъ,—а это кто же? Потомъ еще и еще! День за днемъ, недѣля за недѣлей, и изъ зернышка выросло цѣлое деревцо. Все это освѣтила одна слезинка; вотъ ее стерли, и все исчезло. Но источникъ слезъ былъ неизсякаемъ,—источникомъ было, вѣдь, сердце стараго Антона.
Близъ Эйзенаха проходитъ гряда каменистыхъ возвышенностей; круглая вершина одной изъ нихъ совершенно оголена,—ни деревца, ни кустика, ни травки; зовутъ ее горой Венеры: по преданію здѣсь жила Венера, древняя языческая богиня; но нѣмцы переименовали ее въ госпожу Голле, которую знаетъ въ Эйзенахѣ каждый ребенокъ. Она заманила къ себѣ благороднаго рыцаря Тангейзера,[1] миннезингера изъ Вартбурга.
Молли и Антонъ часто подходили къ горѣ, и разъ дѣвочка сказала:
— Ну-ка, постучи и крикни: Госпожа Голле, госпожа Голле! Отвори Тангейзеру!
Антонъ не посмѣлъ, а Молли посмѣла, но громко и ясно она сказала только: „Госпожа Голле, госпожа Голле“, остальное же
зёрнышки. Потом они разрезали яблоко, и каждому досталась половинка. Зёрнышки они тоже поделили и съели все, кроме одного. Его надо было закопать в землю, — так придумала девочка.
— Вот увидишь потом, что из него выйдет! Ты и не ожидаешь — что́! Целая яблоня, только не сейчас!
И дети принялись хлопотать с зёрнышком, достали цветочный горшок с землёй, мальчик проткнул в земле пальцем ямку, девочка положила туда зёрнышко, и оба старательно закопали его.
— Только смотри, не вздумай завтра вытаскивать зёрнышко, чтобы поглядеть, пустило ли оно ростки! — сказала Молли Антону. — Этого нельзя! Я вот так сделала со своими цветочками всего два раза, — я хотела поглядеть, растут ли они, тогда я ещё не понимала, что этого нельзя — и цветочки погибли!
Цветочный горшок остался у Антона, и мальчик каждый день подходил к нему поглядеть, не выросло ли чего-нибудь, но, кроме чёрной земли, в горшке ничего не было. Наконец, настала весна, солнышко стало пригревать теплее, и из земли выглянули два крошечных, зелёных листочка.
— Это я с Молли! — сказал Антон. — Вот чудесно-то!
Скоро появился и третий листочек, — а это кто же? Потом ещё и ещё! День за днём, неделя за неделей, и из зёрнышка выросло целое деревцо. Всё это осветила одна слезинка; вот её стерли, и всё исчезло. Но источник слёз был неиссякаем, — источником было, ведь, сердце старого Антона.
Близ Эйзенаха проходит гряда каменистых возвышенностей; круглая вершина одной из них совершенно оголена, — ни деревца, ни кустика, ни травки; зовут её горой Венеры: по преданию здесь жила Венера, древняя языческая богиня; но немцы переименовали её в госпожу Голле, которую знает в Эйзенахе каждый ребёнок. Она заманила к себе благородного рыцаря Тангейзера,[1] миннезингера из Вартбурга.
Молли и Антон часто подходили к горе, и раз девочка сказала:
— Ну-ка, постучи и крикни: Госпожа Голле, госпожа Голле! Отвори Тангейзеру!
Антон не посмел, а Молли посмела, но громко и ясно она сказала только: «Госпожа Голле, госпожа Голле», остальное же