— Нѣтъ!—отвѣтила мышь.—Вся сила въ хвостѣ мышинаго царя!
Вода закипѣла, мышиный царь примостился поближе—не безопасно таки было!—и вытянулъ хвостъ, словно собирался снять имъ устой со сливокъ и потомъ облизать его, какъ это часто дѣлаютъ въ молочныхъ ловкія мышки. Но едва онъ сунулъ хвостъ въ горячій паръ—подпрыгнулъ и соскочилъ на полъ.
— Разумѣется, ты будешь моею царицей!—вскричалъ онъ.—Супъ же погодимъ варить до нашей золотой свадьбы,—бѣднымъ, по крайней мѣрѣ, будетъ чего ожидать, чему радоваться, да еще какъ долго!
И вотъ, сыграли свадьбу. Но нѣкоторыя изъ мышей, вернувшись домой, сказали:
— Какой же это супъ изъ колбасной палочки? Это скорѣе супъ изъ мышинаго хвоста!
Кое-что изъ разсказаннаго онѣ одобряли, но въ общемъ все могло, по ихъ мнѣнію, быть иначе!
— Я бы разсказала это вотъ такъ-то и такъ-то!—разсуждала каждая.
Это была ужъ критика, а критика всегда, вѣдь, бываетъ такъ умна—заднимъ числомъ.
Исторія эта обошла весь свѣтъ; мнѣнія о ней раздѣлились, но сама она уцѣлѣла, а это самое главное и въ большихъ, и въ малыхъ вещахъ, даже въ супѣ изъ колбасной палочки; не надо только ожидать за него благодарности!
— Нет! — ответила мышь. — Вся сила в хвосте мышиного царя!
Вода закипела, мышиный царь примостился поближе — небезопасно таки было! — и вытянул хвост, словно собирался снять им устой со сливок и потом облизать его, как это часто делают в молочных ловкие мышки. Но едва он сунул хвост в горячий пар — подпрыгнул и соскочил на пол.
— Разумеется, ты будешь моею царицей! — вскричал он. — Суп же погодим варить до нашей золотой свадьбы, — бедным, по крайней мере, будет чего ожидать, чему радоваться, да ещё как долго!
И вот, сыграли свадьбу. Но некоторые из мышей, вернувшись домой, сказали:
— Какой же это суп из колбасной палочки? Это скорее суп из мышиного хвоста!
Кое-что из рассказанного они одобряли, но в общем всё могло, по их мнению, быть иначе!
— Я бы рассказала это вот так-то и так-то! — рассуждала каждая.
Это была уж критика, а критика всегда, ведь, бывает так умна — задним числом.
История эта обошла весь свет; мнения о ней разделились, но сама она уцелела, а это самое главное и в больших, и в малых вещах, даже в супе из колбасной палочки; не надо только ожидать за него благодарности!
Въ Копенгагенѣ есть улица съ забавнымъ названіемъ „Хюсхен-стрэде“. Почему она такъ называется и что означаетъ это названіе? Слыветъ оно нѣмецкимъ, но, право, нѣмцы тутъ ни при чемъ. Слѣдовало бы выговаривать „Häuschen“, а выговариваютъ Хюсхенъ; „Häuschenstræde“ же значитъ: „Улица маленькихъ домиковъ“. Въ ней и, правда, ютились домишки, вродѣ деревянныхъ ярмарочныхъ балаганчиковъ, развѣ чуть побольше, да съ окошками. Но стеколъ въ окнахъ не было; ихъ замѣняли роговыя пластинки или бычачьи пузыри,—въ то время стекло еще было такъ дорого, что не всѣмъ по карману было встав-
В Копенгагене есть улица с забавным названием «Хюсхен-стрэде». Почему она так называется и что означает это название? Слывёт оно немецким, но, право, немцы тут ни при чём. Следовало бы выговаривать «Häuschen», а выговаривают Хюсхен; «Häuschenstræde» же значит: «Улица маленьких домиков». В ней и, правда, ютились домишки, вроде деревянных ярмарочных балаганчиков, разве чуть побольше, да с окошками. Но стёкол в окнах не было; их заменяли роговые пластинки или бычьи пузыри, — в то время стекло ещё было так дорого, что не всем по карману было встав-