гласилъ разъ мальчика прокатиться съ ними и еще наканунѣ взялъ его къ себѣ домой.
Раннимъ утромъ барка отплыла; на самомъ верху сложенныхъ въ полѣнницы дровъ возсѣдали ребятишки, уплетая хлѣбъ и малину. Барочникъ и помощникъ его отталкивались шестами, теченіе помогало имъ, и барка летѣла стрѣлою по рѣкѣ и озерамъ. Часто казалось, что выходъ изъ озера закрытъ глухою стѣной деревьевъ и тростника, но подплывали ближе и проходъ находился, хотя старыя деревья и нависали надъ водою сплошною сѣнью, а дубы старались преградить дорогу, простирая впередъ обнаженныя отъ коры вѣтви,—великаны-деревья словно нарочно засучили рукава, чтобы показать свои голыя жилистыя руки! Старыя ольхи, отмытыя теченіемъ отъ берега, крѣпко цѣплялись корнями за дно и казались маленькими лѣсными островками. По водѣ плавали кувшинки… Славное было путешествіе! Наконецъ, добрались и до тонь, гдѣ изъ шлюзъ шумно бѣжала вода. Было на что посмотрѣть тутъ и Христиночкѣ, и Ибу!
Въ тѣ времена здѣсь еще не было ни фабрики, ни города, а стоялъ только старый домъ, въ которомъ жили рыбаки, и народу на тоняхъ держали не много. Мѣстность оживлялась только шумомъ воды, да криками дикихъ утокъ. Доставивъ дрова на мѣсто, отецъ Христины купилъ большую связку угрей и битаго поросенка; припасы уложили въ корзинку и поставили на кормѣ барки. Назадъ пришлось плыть противъ теченія, но вѣтеръ былъ попутный, они поставили паруса, и барка задвигалась, словно ее везла пара добрыхъ коней.
Доплывъ до того мѣста въ лѣсу, откуда помощнику барочника было рукой подать до дому, мужчины сошли на берегъ, а дѣтямъ велѣли сидѣть смирно. Да, такъ они и усидѣли! Надо же было заглянуть въ корзину, гдѣ лежали угри и поросенокъ, вытащить поросенка и подержать его въ рукахъ. Держать, конечно, хотѣлось и тому, и другому, и вотъ—поросенокъ очутился въ водѣ и поплылъ по теченію. Ужасъ, что такое!
Ибъ спрыгнулъ на берегъ и пустился удирать, но едва пробѣжалъ нѣсколько шаговъ, какъ къ нему присоединилась и Христина.
— И я съ тобою!—закричала она, и дѣти живо очутились въ кустахъ, откуда уже не видно было ни барки, ни
гласил раз мальчика прокатиться с ними и ещё накануне взял его к себе домой.
Ранним утром барка отплыла; на самом верху сложенных в поленницы дров восседали ребятишки, уплетая хлеб и малину. Барочник и помощник его отталкивались шестами, течение помогало им, и барка летела стрелою по реке и озёрам. Часто казалось, что выход из озера закрыт глухою стеной деревьев и тростника, но подплывали ближе и проход находился, хотя старые деревья и нависали над водою сплошною сенью, а дубы старались преградить дорогу, простирая вперёд обнажённые от коры ветви, — великаны-деревья словно нарочно засучили рукава, чтобы показать свои голые жилистые руки! Старые ольхи, отмытые течением от берега, крепко цеплялись корнями за дно и казались маленькими лесными островками. По воде плавали кувшинки… Славное было путешествие! Наконец, добрались и до тонь, где из шлюзов шумно бежала вода. Было на что посмотреть тут и Христиночке, и Ибу!
В те времена здесь ещё не было ни фабрики, ни города, а стоял только старый дом, в котором жили рыбаки, и народу на тонях держали немного. Местность оживлялась только шумом воды, да криками диких уток. Доставив дрова на место, отец Христины купил большую связку угрей и битого поросёнка; припасы уложили в корзинку и поставили на корме барки. Назад пришлось плыть против течения, но ветер был попутный, они поставили паруса, и барка задвигалась, словно её везла пара добрых коней.
Доплыв до того места в лесу, откуда помощнику барочника было рукой подать до дому, мужчины сошли на берег, а детям велели сидеть смирно. Да, так они и усидели! Надо же было заглянуть в корзину, где лежали угри и поросёнок, вытащить поросёнка и подержать его в руках. Держать, конечно, хотелось и тому, и другому, и вот — поросёнок очутился в воде и поплыл по течению. Ужас, что такое!
Иб спрыгнул на берег и пустился удирать, но едва пробежал несколько шагов, как к нему присоединилась и Христина.
— И я с тобою! — закричала она, и дети живо очутились в кустах, откуда уже не видно было ни барки, ни
