Настала зима, рѣки замерзли, природа словно готовилась къ смерти.
Но съ наступленіемъ весны и открытіемъ навигаціи, Кнуда охватило вдругъ тоскливое желаніе уйти отсюда… бѣжать, куда глаза глядятъ—только не во Францію.
И вотъ, онъ вскинулъ котомку на спину и пошелъ бродить по Германіи, переходя изъ одного города въ другой, не зная ни отдыха, ни покоя. Только въ старинномъ, прекрасномъ городкѣ, Нюрнбергѣ, тоска его какъ будто затихла немного, и онъ могъ остановиться.
Нюрнбергъ—диковинный городокъ, словно вырѣзанный изъ какой-нибудь старинной иллюстрированной хроники. Улицы идутъ, куда и какъ хотятъ сами, дома не любятъ держаться въ рядъ, повсюду выступы, какія-то башенки, завитушки, изъ-подъ сводовъ выглядываютъ статуи, а съ высоты диковинныхъ крышъ сбѣгаютъ на улицы водосточные жолоба въ видѣ драконовъ или собакъ съ длинными туловищами.
Кнудъ стоялъ съ котомкою за плечами на Нюрнбергской площади и смотрѣлъ на старый фонтанъ, на его библейскія и историческія фигуры, орошаемыя брызгами воды. Къ фонтану подошла зачерпнуть воды красивая дѣвушка; она дала Кнуду напиться и подарила розу—въ рукахъ у нея былъ цѣлый букетъ розъ. Кнудъ счелъ это добрымъ предзнаменованіемъ и рѣшилъ остаться въ городѣ.
Изъ церкви доносились до него могучіе звуки органа; что-то знакомое, родное слышалось въ нихъ—какъ будто они неслись изъ Кьёгской церкви. И онъ зашелъ въ величественный соборъ. Солнышко свѣтило сквозь росписныя стекла оконъ, играло на стройныхъ, высокихъ колоннахъ, и душой Кнуда овладѣло тихое, благоговѣйное настроеніе.
Скоро онъ нашелъ себѣ хорошаго хозяина, сталъ работать и учиться языку.
Рвы, окружавшіе городъ въ старину, давно были обращены жителями въ маленькіе огороды, но высокія каменныя крѣпостныя стѣны съ башнями возвышались еще попрежнему. Канатный мастеръ вилъ свои канаты въ старой бревенчатой галлереѣ, тянувшейся вдоль одной изъ стѣнъ. Изо всѣхъ щелей и дыръ галлереи росла бузина; она свѣшивала свои вѣтви къ маленькимъ, низенькимъ домикамъ, ютившимся внизу, а въ одномъ-то изъ нихъ какъ-разъ и жилъ хозяинъ Кнуда. Вѣтви бузины
Настала зима, реки замёрзли, природа словно готовилась к смерти.
Но с наступлением весны и открытием навигации, Кнуда охватило вдруг тоскливое желание уйти отсюда… бежать, куда глаза глядят — только не во Францию.
И вот, он вскинул котомку на спину и пошёл бродить по Германии, переходя из одного города в другой, не зная ни отдыха, ни покоя. Только в старинном, прекрасном городке, Нюрнберге, тоска его как будто затихла немного, и он мог остановиться.
Нюрнберг — диковинный городок, словно вырезанный из какой-нибудь старинной иллюстрированной хроники. Улицы идут, куда и как хотят сами, дома не любят держаться в ряд, повсюду выступы, какие-то башенки, завитушки, из-под сводов выглядывают статуи, а с высоты диковинных крыш сбегают на улицы водосточные желоба́ в виде драконов или собак с длинными туловищами.
Кнуд стоял с котомкою за плечами на Нюрнбергской площади и смотрел на старый фонтан, на его библейские и исторические фигуры, орошаемые брызгами воды. К фонтану подошла зачерпнуть воды красивая девушка; она дала Кнуду напиться и подарила розу — в руках у неё был целый букет роз. Кнуд счёл это добрым предзнаменованием и решил остаться в городе.
Из церкви доносились до него могучие звуки органа; что-то знакомое, родное слышалось в них — как будто они неслись из Кьёгской церкви. И он зашёл в величественный собор. Солнышко светило сквозь расписные стёкла окон, играло на стройных, высоких колоннах, и душой Кнуда овладело тихое, благоговейное настроение.
Скоро он нашёл себе хорошего хозяина, стал работать и учиться языку.
Рвы, окружавшие город в старину, давно были обращены жителями в маленькие огороды, но высокие каменные крепостные стены с башнями возвышались ещё по-прежнему. Канатный мастер вил свои канаты в старой бревенчатой галерее, тянувшейся вдоль одной из стен. Изо всех щелей и дыр галереи росла бузина; она свешивала свои ветви к маленьким, низеньким домикам, ютившимся внизу, а в одном-то из них как раз и жил хозяин Кнуда. Ветви бузины
