да „Листку Объявленій“, въ немъ пишетъ, вѣдь, сама публика, хоть иногда ея рукою и водятъ при этомъ другіе!
Итакъ, когда придетъ время, что и повѣсть моей жизни переплетутъ въ могилу—пусть на ней напишутъ:
Вотъ она, повѣсть моей жизни!
да «Листку Объявлений», в нём пишет, ведь, сама публика, хоть иногда её рукою и водят при этом другие!
Итак, когда придёт время, что и повесть моей жизни переплетут в могилу — пусть на ней напишут:
Вот она, повесть моей жизни!
Разсказъ этотъ состоитъ собственно изъ двухъ частей: первую можно бы, пожалуй, и пропустить, да она даетъ кое-какія предварительныя свѣдѣнія, а онѣ небезполезны.
Мы гостили у знакомыхъ въ имѣньи. Случилось разъ, что наши хозяева уѣхали куда-то на день, и какъ-разъ въ этотъ самый день изъ ближайшаго городка пріѣхала пожилая вдова съ мопсомъ. Она объявила, что желаетъ продать нашему хозяину нѣсколько акцій своего кожевеннаго завода. Бумаги были у нея съ собой, и мы посовѣтывали ей оставить ихъ въ конвертѣ съ надписью: его превосходительству, генералъ-провіантъ-комиссару и пр.
Она внимательно выслушала насъ, взяла въ руки перо, задумалась и попросила повторить титулъ еще разъ, только помедленнѣе. Мы исполнили ея просьбу, и она начала писать, но дойдя до „генералъ-пров…“ остановилась, глубоко вздохнула и сказала:
— Ахъ, я, вѣдь, только женщина!
Своего мопса она спустила на полъ, и онъ сидѣлъ и ворчалъ. Еще бы! Его взяли прокатиться ради его же удовольствія и здоровья, и вдругъ спускаютъ на полъ?! Сплюснутый носъ и жирная спина—вотъ его внѣшнія примѣты.
— Онъ не кусается!—сказала его хозяйка.—У него и зубовъ-то нѣтъ. Онъ все равно, что членъ семьи, преданный и злющій… Но это все оттого, что его много дразнятъ: внуки мои играютъ въ свадьбу и хотятъ, чтобы онъ былъ шаферомъ, а это тяжеленько для бѣднаго созданья!
Тутъ она передала намъ свои бумаги и взяла мопса на руки.
Вотъ первая часть, безъ которой можно бы обойтись.
Мопсъ умеръ—вотъ вторая.
Рассказ этот состоит собственно из двух частей: первую можно бы, пожалуй, и пропустить, да она даёт кое-какие предварительные сведения, а они небесполезны.
Мы гостили у знакомых в имении. Случилось раз, что наши хозяева уехали куда-то на день, и как раз в этот самый день из ближайшего городка приехала пожилая вдова с мопсом. Она объявила, что желает продать нашему хозяину несколько акций своего кожевенного завода. Бумаги были у неё с собой, и мы посоветовали ей оставить их в конверте с надписью: его превосходительству, генерал-провиант-комиссару и пр.
Она внимательно выслушала нас, взяла в руки перо, задумалась и попросила повторить титул ещё раз, только помедленнее. Мы исполнили её просьбу, и она начала писать, но дойдя до «генерал-пров…» остановилась, глубоко вздохнула и сказала:
— Ах, я, ведь, только женщина!
Своего мопса она спустила на пол, и он сидел и ворчал. Ещё бы! Его взяли прокатиться ради его же удовольствия и здоровья, и вдруг спускают на пол?! Сплюснутый нос и жирная спина — вот его внешние приметы.
— Он не кусается! — сказала его хозяйка. — У него и зубов-то нет. Он всё равно, что член семьи, преданный и злющий… Но это всё оттого, что его много дразнят: внуки мои играют в свадьбу и хотят, чтобы он был шафером, а это тяжеленько для бедного созданья!
Тут она передала нам свои бумаги и взяла мопса на руки.
Вот первая часть, без которой можно бы обойтись.
Мопс умер — вот вторая.