Страница:Андерсен-Ганзен 1.pdf/367

Эта страница была вычитана

о нихъ! А, вѣдь, когда-то мы думали, что вѣчно будемъ дѣлить съ ними и горе, и радость.

Вотъ засушеный дубовый листокъ. Невольно приходитъ на умъ другъ, товарищъ школьныхъ лѣтъ, другъ на всю жизнь! Онъ самъ воткнулъ этотъ листокъ въ фуражку студента, сорвавъ его въ зеленомъ лѣсу, гдѣ былъ заключенъ товарищескій союзъ на всю жизнь! Гдѣ же этотъ другъ теперь?.. Листокъ былъ спрятанъ, другъ забытъ! А вотъ вѣточка какого-то чужеземнаго тепличнаго растенія, слишкомъ нѣжнаго, чтобы рости въ садахъ сѣвера. Сухіе листики какъ будто еще сохранили свой ароматъ! Она дала ему эту вѣточку… она—цвѣтокъ, взлелѣянный въ дворянской теплицѣ! Вотъ бѣлая кувшинка; онъ самъ сорвалъ и оросилъ горькими слезами этотъ цвѣтокъ—дитя тихихъ стоячихъ водъ. Вотъ крапива! О чемъ говорятъ ея листья? О чемъ думалъ онъ самъ, срывая и пряча ее? Вотъ лѣсной ландышъ; вотъ вѣточка козьей жимолости изъ цвѣточнаго горшка, стоявшаго на окнѣ постоялаго двора, а вотъ голые, острые травяные стебли!

Душистыя, усыпанныя цвѣтами вѣтви сирени склоняются къ челу усопшаго; снова пролетаетъ ласточка: „кви-витъ, кви-витъ!..“ Приходятъ люди съ молоткомъ и гвоздями; покойникъ скрывается подъ крышкой навѣки; голова его покоится на нѣмой книгѣ. Скрыто—забыто!

Тот же текст в современной орфографии

о них! А, ведь, когда-то мы думали, что вечно будем делить с ними и горе, и радость.

Вот засушенный дубовый листок. Невольно приходит на ум друг, товарищ школьных лет, друг на всю жизнь! Он сам воткнул этот листок в фуражку студента, сорвав его в зелёном лесу, где был заключён товарищеский союз на всю жизнь! Где же этот друг теперь?.. Листок был спрятан, друг забыт! А вот веточка какого-то чужеземного тепличного растения, слишком нежного, чтобы расти в садах севера. Сухие листики как будто ещё сохранили свой аромат! Она дала ему эту веточку… она — цветок, взлелеянный в дворянской теплице! Вот белая кувшинка; он сам сорвал и оросил горькими слезами этот цветок — дитя тихих стоячих вод. Вот крапива! О чём говорят её листья? О чём думал он сам, срывая и пряча её? Вот лесной ландыш; вот веточка козьей жимолости из цветочного горшка, стоявшего на окне постоялого двора, а вот голые, острые травяные стебли!

Душистые, усыпанные цветами ветви сирени склоняются к челу усопшего; снова пролетает ласточка: «кви-вит, кви-вит!..» Приходят люди с молотком и гвоздями; покойник скрывается под крышкой навеки; голова его покоится на немой книге. Скрыто — забыто!


„ЕСТЬ ЖЕ РАЗНИЦА!“


Стоялъ май мѣсяцъ; въ воздухѣ было еще довольно холодно, но все въ природѣ—и кусты, и деревья, и поля, и луга говорили уже о наступленіи весны. Луга пестрѣли цвѣтами; распускались цвѣты и на живой изгороди, а возлѣ какъ-разъ красовалось наглядное изображеніе самой весны—маленькая яблонька вся въ цвѣту. Особенно хороша была на ней одна вѣточка, молоденькая, свѣженькая, вся осыпанная нѣжными полураспустившимися розовыми бутонами. Она сама знала, какъ она хороша; сознаніе красоты было у нея въ соку. Вѣтка, поэтому, ничуть не удивилась, когда проѣзжавшая по дорогѣ коляска остановилась прямо передъ яблонькой, и молодая графиня сказала, что прелестнѣе этой вѣточки трудно и сыскать, что она —

Тот же текст в современной орфографии


Стоял май месяц; в воздухе было ещё довольно холодно, но всё в природе — и кусты, и деревья, и поля, и луга говорили уже о наступлении весны. Луга пестрели цветами; распускались цветы и на живой изгороди, а возле как раз красовалось наглядное изображение самой весны — маленькая яблонька вся в цвету. Особенно хороша была на ней одна веточка, молоденькая, свеженькая, вся осыпанная нежными полураспустившимися розовыми бутонами. Она сама знала, как она хороша; сознание красоты было у неё в соку. Ветка, поэтому, ничуть не удивилась, когда проезжавшая по дороге коляска остановилась прямо перед яблонькой, и молодая графиня сказала, что прелестнее этой веточки трудно и сыскать, что она —