— Вы достойны быть графиней!—продолжалъ воротничокъ.—Я владѣю только бариномъ-щеголемъ, сапожною подножкой и гребенкой… Ахъ, будь у меня графство…
— Онъ сватается?!—вскричали ножницы и, осердясь, съ розмаху такъ рѣзнули воротничокъ, что совершенно искалѣчили его.
Пришлось его бросить.
— Остается присвататься къ гребенкѣ!—сказалъ воротничокъ.—Удивительно, какъ сохранились ваши зубки, барышня!.. А вы никогда не думали о замужествѣ?
— Какъ же!—сказала гребенка.—Я уже невѣста! Выхожу за сапожную подножку!
— Невѣста!—воскликнулъ воротничокъ.
Теперь ему не за кого было свататься, и онъ сталъ презирать всякое сватовство.
Время шло, и воротничокъ попалъ, наконецъ, съ прочимъ тряпьемъ, на писчебумажную фабрику. Тутъ было настоящее тряпичное царство; тонкія тряпки держались, какъ и подобаетъ, особо, грубыя тоже особо. У каждой нашлось о чемъ поразсказать, у воротничка, конечно, больше всѣхъ: онъ былъ страшный хвастунъ.
— У меня было пропасть невѣстъ!—тараторилъ онъ.—Такъ и бѣгали за мной. Еще бы! Подкрахмаленный я выглядѣлъ такимъ франтомъ! У меня даже были собственныя сапожная подножка и гребенка, хотя я никогда и не пользовался ими. Посмотрѣли бы вы на меня, когда я лежалъ, бывало, на боку! Никогда не забыть мнѣ моей первой невѣсты—повязки! Она была такая тонкая, нѣжная, мягкая! Она бросилась изъ за меня въ лохань! Была тоже одна вдовушка; она дошла просто до бѣлаго каленія!.. Но я оставилъ ее чернѣть съ горя, сколько угодно! Еще была первая танцовщица; это она ранила меня,—видите? Бѣдовая была! Моя собственная гребенка тоже любила меня до того, что порастеряла всѣ свои зубы! Вообще не мало у меня было разныхъ приключеній!.. Но больше всего жаль мнѣ подвязку, то-бишь—повязку, которая бросилась изъ-за меня въ лохань. Да, много у меня кое-чего на совѣсти!.. Пора, пора мнѣ стать бѣлою бумагой!
Желаніе его сбылось: все тряпье стало бѣлою бумагой, а воротничокъ—какъ-разъ вотъ этимъ самымъ листомъ, на которомъ напечатана его исторія,—такъ онъ былъ наказанъ за
— Вы достойны быть графиней! — продолжал воротничок. — Я владею только барином-щёголем, сапожною подножкой и гребёнкой… Ах, будь у меня графство…
— Он сватается?! — вскричали ножницы и, осердясь, с размаху так резанули воротничок, что совершенно искалечили его.
Пришлось его бросить.
— Остаётся присвататься к гребёнке! — сказал воротничок. — Удивительно, как сохранились ваши зубки, барышня!.. А вы никогда не думали о замужестве?
— Как же! — сказала гребёнка. — Я уже невеста! Выхожу за сапожную подножку!
— Невеста! — воскликнул воротничок.
Теперь ему не за кого было свататься, и он стал презирать всякое сватовство.
Время шло, и воротничок попал, наконец, с прочим тряпьём, на писчебумажную фабрику. Тут было настоящее тряпичное царство; тонкие тряпки держались, как и подобает, особо, грубые тоже особо. У каждой нашлось о чём порассказать, у воротничка, конечно, больше всех: он был страшный хвастун.
— У меня было пропасть невест! — тараторил он. — Так и бегали за мной. Ещё бы! Подкрахмаленный я выглядел таким франтом! У меня даже были собственные сапожная подножка и гребёнка, хотя я никогда и не пользовался ими. Посмотрели бы вы на меня, когда я лежал, бывало, на боку! Никогда не забыть мне моей первой невесты — повязки! Она была такая тонкая, нежная, мягкая! Она бросилась из-за меня в лохань! Была тоже одна вдовушка; она дошла просто до белого каления!.. Но я оставил её чернеть с горя, сколько угодно! Ещё была первая танцовщица; это она ранила меня, — видите? Бедовая была! Моя собственная гребёнка тоже любила меня до того, что порастеряла все свои зубы! Вообще немало у меня было разных приключений!.. Но больше всего жаль мне подвязку, то бишь — повязку, которая бросилась из-за меня в лохань. Да, много у меня кое-чего на совести!.. Пора, пора мне стать белою бумагой!
Желание его сбылось: всё тряпьё стало белою бумагой, а воротничок — как раз вот этим самым листом, на котором напечатана его история, — так он был наказан за
