кто въ Гренландіи, кто гдѣ. Попадались тутъ и большія деревья, росшія въ маленькихъ горшкахъ; имъ было страшно тѣсно, и горшки чуть-чуть не лопались; зато было много и маленькихъ, жалкихъ цвѣточковъ, росшихъ въ черноземѣ и обложенныхъ мхомъ; за ними, какъ видно, заботливо ухаживали, лелѣяли ихъ. Несчастная мать наклонялась ко всякому, даже самому маленькому, цвѣточку, прислушиваясь къ біенію его сердечка, и между милліонами узнала сердце своего ребенка!
— Вотъ онъ!—сказала она, протягивая руку къ маленькому, голубому крокусу, который печально свѣсилъ головку.
— Не трогай цвѣтка!—сказала старуха.—Но стань возлѣ него и, когда Смерть придетъ,—я жду ее съ минуты на минуту—не давай ей высадить его, пригрози вырвать какія-нибудь другія цвѣты. Этого она испугается,—она, вѣдь, отвѣчаетъ за нихъ Богу; ни одинъ цвѣтокъ не долженъ быть вырванъ безъ Его воли.
Вдругъ пахнуло леденящимъ холодомъ, и слѣпая мать догадалась, что явилась Смерть.
— Какъ ты нашла сюда дорогу?—спросила Смерть.—Какъ ты могла опередить меня?
— Я—мать!—отвѣчала та.
И Смерть протянула было свою длинную руку къ маленькому, нѣжному цвѣточку, но мать быстро защитила его руками, стараясь не помять при этомъ ни единаго лепестка. Тогда Смерть дохнула на ея руки; дыханіе Смерти было холоднѣе сѣвернаго вѣтра, и руки матери безсильно опустились.
— Не тебѣ тягаться со мною!—промолвила Смерть.
— Но Богъ сильнѣе тебя!—сказала мать.
— Я, вѣдь, только исполняю Его волю!—отвѣчала Смерть.—Я—его садовникъ, беру Его цвѣты и деревья и пересаживаю ихъ въ великій райскій садъ, въ невѣдомую страну, но какъ они тамъ растутъ, что дѣлается въ томъ саду—я не смѣю сказать тебѣ!
— Отдай мнѣ моего ребенка!—взмолилась мать, заливаясь слезами, а потомъ вдругъ захватила руками два великолѣпныхъ цвѣтка и закричала:—Я повырву всѣ твои цвѣты,—я въ отчаяніи!
— Не трогай ихъ!—сказала Смерть.—Ты говоришь, что ты несчастна, а сама хочешь сдѣлать несчастною другую мать!..
— Другую мать!—повторила бѣдная женщина и сейчасъ же выпустила изъ рукъ цвѣты.
кто в Гренландии, кто где. Попадались тут и большие деревья, росшие в маленьких горшках; им было страшно тесно, и горшки чуть-чуть не лопались; зато было много и маленьких, жалких цветочков, росших в чернозёме и обложенных мхом; за ними, как видно, заботливо ухаживали, лелеяли их. Несчастная мать наклонялась ко всякому, даже самому маленькому, цветочку, прислушиваясь к биению его сердечка, и между миллионами узнала сердце своего ребёнка!
— Вот он! — сказала она, протягивая руку к маленькому, голубому крокусу, который печально свесил головку.
— Не трогай цветка! — сказала старуха. — Но стань возле него и, когда Смерть придёт, — я жду её с минуты на минуту — не давай ей высадить его, пригрози вырвать какие-нибудь другие цветы. Этого она испугается, — она, ведь, отвечает за них Богу; ни один цветок не должен быть вырван без Его воли.
Вдруг пахну́ло леденящим холодом, и слепая мать догадалась, что явилась Смерть.
— Как ты нашла сюда дорогу? — спросила Смерть. — Как ты могла опередить меня?
— Я — мать! — отвечала та.
И Смерть протянула было свою длинную руку к маленькому, нежному цветочку, но мать быстро защитила его руками, стараясь не помять при этом ни единого лепестка. Тогда Смерть дохнула на её руки; дыхание Смерти было холоднее северного ветра, и руки матери бессильно опустились.
— Не тебе тягаться со мною! — промолвила Смерть.
— Но Бог сильнее тебя! — сказала мать.
— Я, ведь, только исполняю Его волю! — отвечала Смерть. — Я — его садовник, беру Его цветы и деревья и пересаживаю их в великий райский сад, в неведомую страну, но как они там растут, что делается в том саду — я не смею сказать тебе!
— Отдай мне моего ребёнка! — взмолилась мать, заливаясь слезами, а потом вдруг захватила руками два великолепных цветка и закричала: — Я повырву все твои цветы, — я в отчаянии!
— Не трогай их! — сказала Смерть. — Ты говоришь, что ты несчастна, а сама хочешь сделать несчастною другую мать!..
— Другую мать! — повторила бедная женщина и сейчас же выпустила из рук цветы.
