Страница:Андерсен-Ганзен 1.pdf/313

Эта страница была вычитана

воробышки.—Только вотъ одно слово непонятно. Что такое „красота“?

— Такъ, пустое! Только для вида!—отвѣчала мать.—Тамъ, въ барской усадьбѣ, гдѣ у голубей свой домъ и гдѣ ихъ каждый день угощаютъ горохомъ и зернами—я ѣдала съ ними и вы тоже будете: скажи мнѣ, съ кѣмъ ты водишься, и я скажу тебѣ, кто ты самъ—такъ вотъ, тамъ, во дворѣ, есть двѣ птицы съ зелеными шеями и съ хохолкомъ на головѣ. Хвостъ у нихъ можетъ раскрываться, и какъ раскроется—ну, что твое колесо, да еще весь переливается разными красками, просто глазамъ невтерпежъ. Зовутъ этихъ птицъ павлинами, и вотъ это-то и есть красота. Пообщипать бы ихъ немножко, такъ выглядѣли бы не лучше насъ! Ухъ! Я бы ихъ заклевала, не будь только онѣ такія огромныя!

— Я ихъ заклюю!—сказалъ самый маленькій, совсѣмъ еще голенькій, воробышекъ.

Въ домикѣ жила молодая чета—мужъ съ женою. Они очень любили другъ друга, оба были такіе бодрые, работящіе и въ домикѣ у нихъ было премило и преуютно. Каждое воскресное утро молодая женщина набирала цѣлый букетъ прекраснѣйшихъ розъ и ставила его, въ стаканѣ съ водою, на большой деревянный сундукъ.

— Вотъ я и вижу, что сегодня воскресенье!—говорилъ мужъ, цѣловалъ свою миленькую женку, потомъ оба усаживались рядышкомъ и, держа другъ друга за руки, читали вмѣстѣ утренній псаломъ. Солнышко свѣтило въ окошко на свѣжія розы въ водѣ и на молодую чету.

— Тошно и глядѣть-то на нихъ!—сказала воробьиха, заглянувъ изъ гнѣзда въ комнату, и улетѣла.

То же повторилось и въ слѣдующее воскресенье,—свѣжія розы, вѣдь, появлялись въ стаканѣ каждое воскресное утро: розовый кустъ цвѣлъ все также пышно. Воробышкамъ, которые уже успѣли опериться, тоже хотѣлось было полетѣть съ матерью, но воробьиха сказала имъ:

— Сидите дома!—и они остались сидѣть.

А она летѣла, летѣла, да какъ-то и попала ножкой въ силокъ изъ конскихъ волосъ, который прикрѣпили къ вѣткѣ мальчишки-птицеловы. Петля такъ и впилась воробьихѣ въ ногу, словно хотѣла перерѣзать ее. Вотъ была боль! А страхъ-то! Мальчишки подскочили и грубо схватили птицу.

Тот же текст в современной орфографии

воробышки. — Только вот одно слово непонятно. Что такое «красота»?

— Так, пустое! Только для вида! — отвечала мать. — Там, в барской усадьбе, где у голубей свой дом и где их каждый день угощают горохом и зёрнами — я едала с ними и вы тоже будете: скажи мне, с кем ты водишься, и я скажу тебе, кто ты сам — так вот, там, во дворе, есть две птицы с зелёными шеями и с хохолком на голове. Хвост у них может раскрываться, и как раскроется — ну, что твоё колесо, да ещё весь переливается разными красками, просто глазам невтерпёж. Зовут этих птиц павлинами, и вот это-то и есть красота. Пообщипать бы их немножко, так выглядели бы не лучше нас! Ух! Я бы их заклевала, не будь только они такие огромные!

— Я их заклюю! — сказал самый маленький, совсем ещё голенький, воробышек.

В домике жила молодая чета — муж с женою. Они очень любили друг друга, оба были такие бодрые, работящие и в домике у них было премило и преуютно. Каждое воскресное утро молодая женщина набирала целый букет прекраснейших роз и ставила его, в стакане с водою, на большой деревянный сундук.

— Вот я и вижу, что сегодня воскресенье! — говорил муж, целовал свою миленькую жёнку, потом оба усаживались рядышком и, держа друг друга за руки, читали вместе утренний псалом. Солнышко светило в окошко на свежие розы в воде и на молодую чету.

— Тошно и глядеть-то на них! — сказала воробьиха, заглянув из гнезда в комнату, и улетела.

То же повторилось и в следующее воскресенье, — свежие розы, ведь, появлялись в стакане каждое воскресное утро: розовый куст цвёл всё также пышно. Воробышкам, которые уже успели опериться, тоже хотелось было полететь с матерью, но воробьиха сказала им:

— Сидите дома! — и они остались сидеть.

А она летела, летела, да как-то и попала ножкой в силок из конских волос, который прикрепили к ветке мальчишки-птицеловы. Петля так и впилась воробьихе в ногу, словно хотела перерезать её. Вот была боль! А страх-то! Мальчишки подскочили и грубо схватили птицу.