Страница:Андерсен-Ганзен 1.pdf/275

Эта страница выверена


морю и лѣсу… Въ ту же минуту справа появился бѣдный юноша въ курткѣ съ короткими рукавами и въ деревянныхъ башмакахъ. Онъ шелъ своею дорогой, и она привела его сюда же и такъ же скоро. Юноши бросились другъ къ другу и обнялись въ этомъ обширномъ храмѣ природы и поэзіи, а надъ ними все звучалъ невидимый, священный колоколъ, хоры блаженныхъ духовъ сливались въ одномъ ликующемъ „Аллилуія!“


Тот же текст в современной орфографии

морю и лесу… В ту же минуту справа появился бедный юноша в куртке с короткими рукавами и в деревянных башмаках. Он шёл своею дорогой, и она привела его сюда же и так же скоро. Юноши бросились друг к другу и обнялись в этом обширном храме природы и поэзии, а над ними всё звучал невидимый, священный колокол, хоры блаженных духов сливались в одном ликующем «Аллилуйя!»



БАБУШКА.


Бабушка такая старенькая, лицо все въ морщинахъ, волосы бѣлые-бѣлые, но глаза, что твои звѣзды, такіе свѣтлые, красивые и ласковые! И какихъ только чудныхъ исторій не знаетъ она! А платье на ней изъ толстой шелковой матеріи крупными цвѣтами,—такъ и шуршитъ! Бабушка много-много чего знаетъ; она живетъ, вѣдь, на свѣтѣ давнымъ-давно, куда дольше папы и мамы,—право! У бабушки есть псалтирь—толстая книга въ переплетѣ съ серебряными застежками, и она часто читаетъ ее. Между листами книги лежитъ сплюснутая высохшая роза. Она совсѣмъ не такая красивая, какъ тѣ розы, что стоятъ у бабушки въ стаканѣ съ водою, а бабушка все-таки ласковѣе всего улыбается именно этой розѣ и смотритъ на нее со слезами на глазахъ. Отчего это бабушка такъ смотритъ на высохшую розу? Знаешь?

Всякій разъ, какъ слезы бабушки падаютъ на цвѣтокъ, краски его вновь оживляются, онъ опять становится пышною розой, вся комната наполняется благоуханіемъ, стѣны таютъ, какъ туманъ, и бабушка—въ зеленомъ, залитомъ солнцемъ лѣсу! Сама бабушка уже не дряхлая старушка, а молодая, прелестная дѣвушка съ золотыми локонами и розовыми кругленькими щечками, которыя поспорятъ съ самими розами. Глаза же ея… да, вотъ по милымъ, кроткимъ глазамъ она все та же бабушка! Рядомъ съ нею сидитъ красивый, мужественный молодой человѣкъ. Онъ даетъ дѣвушкѣ розу, и она улыбается ему… Такъ бабушка, вѣдь, не улыбается? А нѣтъ, вотъ и улыбается! Онъ уѣхалъ… Проносится еще много думъ, мелькаетъ много образовъ; молодого человѣка больше нѣтъ, роза лежитъ въ старой книгѣ, а сама бабушка… сидитъ опять на своемъ креслѣ, такая же старенькая, и смотритъ на высохшую розу.

Тот же текст в современной орфографии


Бабушка такая старенькая, лицо всё в морщинах, волосы белые-белые, но глаза, что твои звёзды, такие светлые, красивые и ласковые! И каких только чудных историй не знает она! А платье на ней из толстой шёлковой материи крупными цветами, — так и шуршит! Бабушка много-много чего знает; она живёт, ведь, на свете давным-давно, куда дольше папы и мамы, — право! У бабушки есть псалтырь — толстая книга в переплёте с серебряными застёжками, и она часто читает её. Между листами книги лежит сплюснутая высохшая роза. Она совсем не такая красивая, как те розы, что стоят у бабушки в стакане с водою, а бабушка всё-таки ласковее всего улыбается именно этой розе и смотрит на неё со слезами на глазах. Отчего это бабушка так смотрит на высохшую розу? Знаешь?

Всякий раз, как слёзы бабушки падают на цветок, краски его вновь оживляются, он опять становится пышною розой, вся комната наполняется благоуханием, стены тают, как туман, и бабушка — в зелёном, залитом солнцем лесу! Сама бабушка уже не дряхлая старушка, а молодая, прелестная девушка с золотыми локонами и розовыми кругленькими щёчками, которые поспорят с самими розами. Глаза же её… да, вот по милым, кротким глазам она всё та же бабушка! Рядом с нею сидит красивый, мужественный молодой человек. Он даёт девушке розу, и она улыбается ему… Так бабушка, ведь, не улыбается? А нет, вот и улыбается! Он уехал… Проносится ещё много дум, мелькает много образов; молодого человека больше нет, роза лежит в старой книге, а сама бабушка… сидит опять на своём кресле, такая же старенькая, и смотрит на высохшую розу.