въ кислое, тыкалъ и въ небо, и въ землю; онъ же нажималъ перо при письмѣ. Слѣдующій—„Долговязый“ смотрѣлъ на всѣхъ свысока, „Златоперстъ“ носилъ вокругъ пояса золотое кольцо и, наконецъ, самый маленькій—„Петрушка-Бездѣльникъ“ ничего не дѣлалъ и этимъ чванился. Да, чванство, чванство… и вотъ—я вылетѣла въ трубу!
— А теперь сидимъ и блестимъ!—сказалъ бутылочный осколокъ.
Въ это время воды въ канавѣ прибыло, такъ что она хлынула черезъ край и унесла съ собой осколокъ.
— Онъ пошелъ въ ходъ!—вздохнула штопальная игла.—А я осталась сидѣть! Я слишкомъ тонка, слишкомъ деликатна, но я горжусь этимъ, и это благородная гордость!
И она сидѣла, вытянувшись въ струнку и много, много думала.
— Я просто готова думать, что родилась отъ солнечнаго луча,—такъ я тонка! Право, кажется, солнце ищетъ меня подъ водой! Ахъ, я такъ тонка, что даже отецъ мой не можетъ меня найти! Не лопни тогда мой старый глазокъ[1], я бы, кажется, заплакала отъ жалости! Впрочемъ, нѣтъ, я бы этого не сдѣлала: это не принято!
Разъ пришли уличные мальчишки и стали копаться въ канавкѣ, выискивая старыя гвозди, монетки и пр. Пачкотня была страшная, но это-то и доставляло имъ удовольствіе!
— Ай!—закричалъ вдругъ одинъ изъ нихъ; онъ укололся о штопальную иглу.—Ишь, штука какая!
— Я не штука, а барышня!—заявила штопальная игла, но ея никто не разслышалъ. Сургучъ сошелъ съ нея, и она вся почернѣла, но въ черномъ платьѣ кажешься еще тоньше, и игла воображала, что стала еще тоньше прежняго.
— Вонъ плыветъ яичная скорлупа!—закричали мальчишки, взяли штопальную иглу и воткнули ее въ скорлупу.
— Бѣлое идетъ къ черному!—сказала штопальная игла.—Теперь, по крайней мѣрѣ, можно разглядѣть меня! Только бы мнѣ не схватить морской болѣзни, тогда я не выдержу: я такая хрупкая!
Но она не схватила морской болѣзни—выдержала.
- ↑ Игольное ушко по датски „Naaleöje“, т. е. игольный глазъ. Примѣч. перев.
в кислое, тыкал и в небо, и в землю; он же нажимал перо при письме. Следующий — «Долговязый» смотрел на всех свысока, «Златоперст» носил вокруг пояса золотое кольцо и, наконец, самый маленький — «Петрушка-Бездельник» ничего не делал и этим чванился. Да, чванство, чванство… и вот — я вылетела в трубу!
— А теперь сидим и блестим! — сказал бутылочный осколок.
В это время воды в канаве прибыло, так что она хлынула через край и унесла с собой осколок.
— Он пошёл в ход! — вздохнула штопальная игла. — А я осталась сидеть! Я слишком тонка, слишком деликатна, но я горжусь этим, и это благородная гордость!
И она сидела, вытянувшись в струнку и много, много думала.
— Я просто готова думать, что родилась от солнечного луча, — так я тонка! Право, кажется, солнце ищет меня под водой! Ах, я так тонка, что даже отец мой не может меня найти! Не лопни тогда мой старый глазок[1], я бы, кажется, заплакала от жалости! Впрочем, нет, я бы этого не сделала: это не принято!
Раз пришли уличные мальчишки и стали копаться в канавке, выискивая старые гвозди, монетки и пр. Пачкотня была страшная, но это-то и доставляло им удовольствие!
— Ай! — закричал вдруг один из них; он укололся о штопальную иглу. — Ишь, штука какая!
— Я не штука, а барышня! — заявила штопальная игла, но её никто не расслышал. Сургуч сошёл с неё, и она вся почернела, но в чёрном платье кажешься ещё тоньше, и игла воображала, что стала ещё тоньше прежнего.
— Вон плывёт яичная скорлупа! — закричали мальчишки, взяли штопальную иглу и воткнули её в скорлупу.
— Белое идёт к чёрному! — сказала штопальная игла. — Теперь, по крайней мере, можно разглядеть меня! Только бы мне не схватить морской болезни, тогда я не выдержу: я такая хрупкая!
Но она не схватила морской болезни — выдержала.- ↑ Игольное ушко по-датски «Naaleöje», т. е. игольный глаз. Примеч. перев.
