дорогой, а Кай и Герда своей. Они шли, и по дорогѣ расцвѣтали весенніе цвѣты, зеленѣла травка. Вотъ раздался колокольный звонъ, и они узнали колокольни своего родного городка. Они поднялись по знакомой лѣстницѣ и вошли въ комнату, гдѣ все было по старому: такъ же тикали часы, такъ же двигалась часовая стрѣлка. Но, проходя въ низенькую дверь, они замѣтили, что успѣли за это время сдѣлаться взрослыми людьми. Цвѣтущіе розовые кусты заглядывали съ крыши въ открытое окошко; тутъ же стояли ихъ дѣтскіе стульчики. Кай съ Гердой сѣли каждый на свой и взяли другъ друга за руки. Холодное, пустынное великолѣпіе чертоговъ Снѣжной королевы было забыто ими, какъ тяжелый сонъ. Бабушка сидѣла на солнышкѣ и громко читала Евангеліе: „Если не будете какъ дѣти, не войдете въ царствіе небесное!“
Кай и Герда взглянули другъ на друга и тутъ только поняли смыслъ стараго псалма:
„Ужъ розы въ долинахъ цвѣтутъ, |
Такъ сидѣли они рядышкомъ, оба уже взрослые, но дѣти сердцемъ и душою, а на дворѣ стояло теплое, благодатное лѣто!
дорогой, а Кай и Герда своей. Они шли, и по дороге расцветали весенние цветы, зеленела травка. Вот раздался колокольный звон, и они узнали колокольни своего родного городка. Они поднялись по знакомой лестнице и вошли в комнату, где всё было по-старому: так же тикали часы, так же двигалась часовая стрелка. Но, проходя в низенькую дверь, они заметили, что успели за это время сделаться взрослыми людьми. Цветущие розовые кусты заглядывали с крыши в открытое окошко; тут же стояли их детские стульчики. Кай с Гердой сели каждый на свой и взяли друг друга за руки. Холодное, пустынное великолепие чертогов Снежной королевы было забыто ими, как тяжёлый сон. Бабушка сидела на солнышке и громко читала Евангелие: «Если не будете как дети, не войдёте в царствие небесное!»
Кай и Герда взглянули друг на друга и тут только поняли смысл старого псалма:
«Уж розы в долинах цветут, |
Так сидели они рядышком, оба уже взрослые, но дети сердцем и душою, а на дворе стояло тёплое, благодатное лето!
Одинъ маленькій мальчикъ разъ простудился; гдѣ онъ промочилъ себѣ ноги—никто и понять не могъ: погода стояла совсѣмъ сухая. Мать раздѣла его, уложила въ постель и велѣла принести самоваръ[1], чтобы заварить бузиннаго чая,—отличное потогонное! Въ это самое время въ комнату вошелъ славный, веселый старичекъ, жившій въ верхнемъ этажѣ того же дома. Онъ былъ совсѣмъ одинокъ, не было у него ни жены, ни дѣтокъ, а онъ такъ любилъ дѣтей, умѣлъ разсказывать имъ такія чудесныя сказки и исторіи, что просто чудо.
— Ну, вотъ, выпьешь свой чай, а потомъ, можетъ быть, услышишь сказку!—сказала мать.
- ↑ По-датски „Temaskine“, т. е. собственно—„чайная машина“, соотвѣтствующая нашему самовару и похожая на него формой. Разница лишь въ томъ, что у нея нѣтъ трубы, и для того, чтобы вскипятить въ ней воду, подъ нее ставится жаровня съ горящими углями. Примѣч. перев.
Один маленький мальчик раз простудился; где он промочил себе ноги — никто и понять не мог: погода стояла совсем сухая. Мать раздела его, уложила в постель и велела принести самовар[1], чтобы заварить бузинного чая, — отличное потогонное! В это самое время в комнату вошёл славный, весёлый старичок, живший на верхнем этаже того же дома. Он был совсем одинок, не было у него ни жены, ни деток, а он так любил детей, умел рассказывать им такие чудесные сказки и истории, что просто чудо.
— Ну, вот, выпьешь свой чай, а потом, может быть, услышишь сказку! — сказала мать.- ↑ По-датски «Temaskine», т. е. собственно — «чайная машина», соответствующая нашему самовару и похожая на него формой. Разница лишь в том, что у неё нет трубы, и для того, чтобы вскипятить в ней воду, под неё ставится жаровня с горящими углями. Примеч. перев.
