— Больше я не буду цѣловать тебя!—сказала она.—А не то зацѣлую до смерти!
Кай взглянулъ на нее; она была такъ хороша! Болѣе умнаго, прелестнаго лица онъ не могъ себѣ и представить. Теперь она не казалась ему ледяною, какъ въ тотъ разъ, когда она сидѣла за окномъ и кивала ему головой; теперь она казалась ему совершенствомъ. Онъ совсѣмъ не боялся ея и разсказалъ ей, что знаетъ всѣ четыре дѣйствія ариѳметики, да еще съ дробями, знаетъ, сколько въ каждой странѣ квадратныхъ миль и жителей, а она только улыбалась въ отвѣтъ. И тогда ему показалось, что онъ и въ самомъ дѣлѣ знаетъ мало, и онъ устремилъ взоръ въ безконечное, воздушное пространство. Въ тотъ же мигъ Снѣжная королева взвилась съ нимъ на темное свинцовое облако, и они понеслись. Буря выла и стонала, словно распѣвала старинныя пѣсни; они летѣли надъ лѣсами и озерами, надъ морями и твердой землей; подъ ними дули холодные вѣтры, выли волки, сверкалъ снѣгъ, летали съ крикомъ черные во́роны, а надъ ними сіялъ большой, ясный мѣсяцъ. На него смотрѣлъ Кай всю долгую-долгую зимнюю ночь,—днемъ онъ спалъ у ногъ Снѣжной королевы.
А что же было съ Гердой, когда Кай не вернулся? И куда онъ дѣвался? Никто не зналъ этого, никто не могъ сообщить о немъ ничего. Мальчики разсказали только, что видѣли, какъ онъ привязалъ свои санки къ большимъ, великолѣпнымъ санямъ, которыя потомъ свернули въ переулокъ и выѣхали за городскія ворота. Никто не зналъ, куда онъ дѣвался. Много было пролито о немъ слезъ; горько и долго плакала Герда. Наконецъ порѣшили, что онъ умеръ, утонулъ въ рѣкѣ, протекавшей за городомъ. Долго тянулись мрачные зимніе дни.
Но вотъ настала весна, выглянуло солнышко.
— Кай умеръ и больше не вернется!—сказала Герда.
— Не вѣрю!—отвѣчалъ солнечный свѣтъ.
— Онъ умеръ и больше не вернется!—повторила она ласточкамъ.
— Не вѣримъ!—отвѣтили онѣ.
Подъ конецъ и сама Герда перестала этому вѣрить.
— Надѣну-ка я свои новые, красные башмачки,—Кай ни
— Больше я не буду целовать тебя! — сказала она. — А не то зацелую досмерти!
Кай взглянул на неё; она была так хороша! Более умного, прелестного лица он не мог себе и представить. Теперь она не казалась ему ледяною, как в тот раз, когда она сидела за окном и кивала ему головой; теперь она казалась ему совершенством. Он совсем не боялся её и рассказал ей, что знает все четыре действия арифметики, да ещё с дробями, знает, сколько в каждой стране квадратных миль и жителей, а она только улыбалась в ответ. И тогда ему показалось, что он и в самом деле знает мало, и он устремил взор в бесконечное, воздушное пространство. В тот же миг Снежная королева взвилась с ним на тёмное свинцовое облако, и они понеслись. Буря выла и стонала, словно распевала старинные песни; они летели над лесами и озёрами, над морями и твёрдой землёй; под ними дули холодные ветры, выли волки, сверкал снег, летали с криком чёрные во́роны, а над ними сиял большой, ясный месяц. На него смотрел Кай всю долгую-долгую зимнюю ночь, — днём он спал у ног Снежной королевы.
А что же было с Гердой, когда Кай не вернулся? И куда он девался? Никто не знал этого, никто не мог сообщить о нём ничего. Мальчики рассказали только, что видели, как он привязал свои санки к большим, великолепным саням, которые потом свернули в переулок и выехали за городские ворота. Никто не знал, куда он девался. Много было пролито о нём слёз; горько и долго плакала Герда. Наконец порешили, что он умер, утонул в реке, протекавшей за городом. Долго тянулись мрачные зимние дни.
Но вот настала весна, выглянуло солнышко.
— Кай умер и больше не вернется! — сказала Герда.
— Не верю! — отвечал солнечный свет.
— Он умер и больше не вернется! — повторила она ласточкам.
— Не верим! — ответили они.
Под конец и сама Герда перестала этому верить.
— Надену-ка я свои новые, красные башмачки, — Кай ни
