распѣвавшихъ и перепархивавшихъ съ вѣтки на вѣтку птичекъ.
„Имъ живется куда лучше нашего! Умѣнье летать—завидный даръ! Счастливъ, кто родился съ нимъ! Если бы я могъ превратиться во что-нибудь, я пожелалъ бы быть этакимъ маленькимъ жаворонкомъ!“
Въ ту же минуту рукава и фалды его сюртука сложились въ крылья, платье стало перышками, а калоши когтями. Онъ отлично замѣтилъ все это и засмѣялся про себя:—„Ну, теперь я вижу, что сплю! Но такихъ смѣшныхъ сновъ мнѣ еще не случалось видѣть!“—Затѣмъ онъ взлетѣлъ на дерево и запѣлъ, но въ его пѣніи уже не было поэзіи,—онъ пересталъ быть поэтомъ: калоши, какъ и всякій, кто относится къ дѣлу серьезно, могли исполнять только одно дѣло заразъ: хотѣлъ онъ стать поэтомъ и сталъ, захотѣлъ превратиться въ птичку и превратился, но зато утратилъ уже прежній свой даръ.—„Недурно!“—подумалъ онъ.—„Днемъ я сижу въ полиціи, занятый самыми важными дѣлами, а ночью мнѣ снится, что я летаю жаворонкомъ въ Фредериксбергскомъ саду! Вотъ сюжетъ для народной комедіи!“
И онъ слетѣлъ на траву, вертѣлъ головкой и пощипывалъ клювомъ гибкіе стебельки, казавшіеся ему теперь огромными пальмовыми вѣтвями.
Вдругъ кругомъ него сдѣлалось темно, какъ ночью,—на него былъ наброшенъ какой-то огромный, какъ ему показалось, предметъ; это мальчуганъ накрылъ его своей фуражкой. Подъ фуражку подлѣзла рука и схватила письмоводителя за хвостъ и за крылья, такъ что онъ запищалъ, а затѣмъ громко крикнулъ:
— Ахъ, ты, безсовѣстный мальчишка! Вѣдь, я полицейскій письмоводитель!
Но мальчуганъ разслышалъ только: „пипъ-пипъ“, щелкнулъ птицу по клюву и пошелъ съ ней своею дорогой.
Въ аллеѣ встрѣтились ему два школьника изъ высшаго класса,—т. е. по положенію въ обществѣ, а не въ школѣ. Они купили птицу за 8 скиллинговъ[1], и вотъ, письмоводитель вновь вернулся въ городъ, и попалъ въ одно семейство, жившее на Готской улицѣ.
- ↑ Скиллингъ—мелкая мѣдная датская монета, уже вышедшая изъ употребленія. Примѣч. перев.
распевавших и перепархивавших с ветки на ветку птичек.
«Им живётся куда лучше нашего! Уменье летать — завидный дар! Счастлив, кто родился с ним! Если бы я мог превратиться во что-нибудь, я пожелал бы быть этаким маленьким жаворонком!»
В ту же минуту рукава и фалды его сюртука сложились в крылья, платье стало пёрышками, а калоши когтями. Он отлично заметил всё это и засмеялся про себя: — «Ну, теперь я вижу, что сплю! Но таких смешных снов мне ещё не случалось видеть!» — Затем он взлетел на дерево и запел, но в его пении уже не было поэзии, — он перестал быть поэтом: калоши, как и всякий, кто относится к делу серьёзно, могли исполнять только одно дело зараз: хотел он стать поэтом и стал, захотел превратиться в птичку и превратился, но зато утратил уже прежний свой дар. — «Недурно!» — подумал он. — «Днём я сижу в полиции, занятый самыми важными делами, а ночью мне снится, что я летаю жаворонком в Фредериксбергском саду! Вот сюжет для народной комедии!»
И он слетел на траву, вертел головкой и пощипывал клювом гибкие стебельки, казавшиеся ему теперь огромными пальмовыми ветвями.
Вдруг кругом него сделалось темно, как ночью, — на него был наброшен какой-то огромный, как ему показалось, предмет; это мальчуган накрыл его своей фуражкой. Под фуражку подлезла рука и схватила письмоводителя за хвост и за крылья, так что он запищал, а затем громко крикнул:
— Ах, ты, бессовестный мальчишка! Ведь, я полицейский письмоводитель!
Но мальчуган расслышал только: «пип-пип», щёлкнул птицу по клюву и пошёл с ней своею дорогой.
В аллее встретились ему два школьника из высшего класса, — т. е. по положению в обществе, а не в школе. Они купили птицу за 8 скиллингов[1], и вот, письмоводитель вновь вернулся в город, и попал в одно семейство, жившее на Готской улице.
- ↑ Скиллинг — мелкая медная датская монета, уже вышедшая из употребления. Примеч. перев.
