на ноги, бѣгомъ добѣжалъ до слѣдующаго холма и всползъ на него. Много разъ я повторялъ этотъ маневръ и два раза, благодаря удобному расположенію бугровъ, я подходилъ сзади къ табуну шаговъ на 100—120. Но я видѣлъ только крупы лошадей, поэтому стрѣлять не рѣшался.
Въ одинъ изъ такихъ моментовъ меня чуть не открылъ жеребецъ; хотя онъ не былъ такъ бдителенъ, какъ ночью, но сохранялъ ту же привычку оставаться спрятавшись въ кустахъ и пропускать табунъ шаговъ на 200—300 впередъ или выходить самому на то же разстояніе передъ табуномъ. Выползая аа гребень, я такъ и вздрогнулъ, услыхавъ шагахъ въ тридцати зловѣщее фырканье, которое, къ счастью, раздалось по другую сторону гребня. Скорчившись, какъ возможно было, я припалъ къ землѣ, боясь вздохнуть.
„Неужели всѣ старанія даромъ?“ — мелькнуло въ головѣ.
Я тихонько сталъ всматриваться въ кусты, чтобы разсмотрѣть жеребца; о немъ я могъ судить только по легкому шороху, слышавшемуся спереди. Обойдя обѣ стороны и не почуявъ опасности, онъ успокоился и пустился догонять табунъ.
Пролежавъ еще минутъ пять, я покинулъ холмъ и вернулся къ брату. Мы условились, что онъ не будетъ двигаться впередъ, пока не услышитъ выстрѣла; затѣмъ прискачетъ ко мнѣ возможно скорѣе, чтобы дать лошадь, если придется догонять раненое животное.
Когда я снова вернулся на холмъ, то лошади были уже шагахъ въ пятистахъ. Опять приходилось ползти; я уже сильно усталъ. Отправляясь на охоту, я не пилъ даже чаю и впопыхахъ не взялъ папиросъ, но страсть охотничья превозмогла все. Было далеко за полдень. Догнавъ табунъ еще разъ, я сталъ искать глазами какого-нибудь холмика, къ которому можно было бы незамѣтно подползти и, опередивши, сбоку встрѣтить лошадей. Шагахъ въ 600 впереди я увидѣлъ гряду, тянувшуюся параллельно движенію табуна, длиною около ста саженъ. Это была послѣдняя возвышенность: впереди виднѣлось ровное пространство, покрытое саксауломъ, тамарискомъ и мѣстами рѣдкимъ и высокимъ камышомъ. Надо было спѣшить. Мысленно опредѣливъ тотъ кругъ, который я долженъ билъ обползти, я спустился съ холма, закинулъ штуцерный ремень за плечи и поползъ, что было силъ, въ обходъ. Жара и духота вблизи земли были ужасныя, на мнѣ не было сухой нитки, а колѣни и руки ныли отъ врѣзавшейся гальки. Наконецъ, я вползъ на вершину гряды. Оказалось, лошади прошли шагахъ въ восьмидесяти отъ гряды и въ эту минуту были далеко впереди. „Попробуемъ еще разъ погоняться съ ними“, подумалъ я и снова поползъ. Достигнувъ гребня, я увидѣлъ, наконецъ, лошадь въ профиль. Это была вторая съ конца. Безъ звука поднялъ я курки штуцера
