scheid. Wille u. Willenserklärung. Leipz. 1878, p. 9). Но прежде всего, государство может обеспечить интересы и другим путем (Bekker. Pand. 1, p. 49), значит отличительного признака права этим определением Иеринга не отмечается; а затем, указывая на цель права, мы не определяем самого права; цель предмета не совпадает с понятием самого предмета. «Обеспечение от огня ценных предметов есть цель железного сундука; но этим не дается понятие о сундуке, который остается тем, что он есть и тогда, когда не служит данной цели» (Bierling cit., p. 415).
Кроме того, в рассматриваемом определении Иеринга материальное право смешивается с процессуальной его защитой, все юридическое значение права перенесено на защиту. Отсюда последовательно сделан был (Thon cit.) тот вывод, что право вытекает только из нарушения нормы, т. е. субъективная неправда есть источник всякого субъективного права, которое состоит в праве отрицать неправду. Это право отрицать неправду называют притязанием. Таким образом выходит, что, напр., субъективного права собственности не существует до нарушения, не может оно возродиться и по нарушении, так как последнее рождает лишь право на притязание, иск. С другой стороны, притязание в случаях неправды есть только симптом права потерпевшего; его может и не доставать, так как имеются права, из непризнания которых не может родиться притязание управомоченного (Binding в Kritisch. Vierteljahresschr. N. F. B. 2, p. 566, 567, 575). Такие несостоятельные результаты получены от неверного взгляда на защиту как на признак, определяющий право. Защита не определяет право, а лишь сопутствует ему. Смешения права материального и процессуального не существовало уже в римском праве, и совершено верно признают за римскими юристами величайшую заслугу в том, что они ясно выделили материальное право из процессуального.
Нельзя согласиться и со вторым определением Иеринга, будто право есть юридически защищенный интерес. Момент интереса нельзя класть в основу классификации юридических отношений. Достаточно сказать, что с точки зрения интереса не будет никакого различия между вещными и обязательственными правами, между тем как мера господства в тех и других не одинакова. Кроме того, если право есть интерес, то суд вправе отказывать в иске, если не усматривает в защищаемом праве интереса для истца (Пахман. Современное движение в науке права, 1882, стр. 24—34). Уже ввиду этих одних выводов определять право интересом нельзя. См., напр., Bekker: Pandekt. 1, p. 57.
Против определения права в субъективном смысле как власть, мощь, предоставляемая и определяемая правом объективным, в частности возражали указанием на разлад его с действительностью. Так, чаще всего указывали на факт обладания правами и приобретения их для таких индивидов, которые не имеют способности воли, как-то малолетние, безумные, а следовательно и отправлять какой-либо власти не могут (см. Ihering. Geist, Th. 3, Abth. I, p. 321, 322). Поэтому говорят, нельзя видеть признак права в субъективном смысле в господстве, а следует видеть его в участии
