Страница:Адам Смит, его жизнь и научная деятельность (Яковенко, 1894).pdf/47

Эта страница была вычитана


46
ЖИЗНЬ ЗАМѢЧАТЕЛЬНЫХЪ ЛЮДЕЙ


нымъ, другое — порочнымъ, разсматривать одно, какъ предметъ одобренія, уваженiя и награжденія, а другое — какъ предметъ порицанія, неодобрения и наказанія. Вмѣстѣ со многими другими мыслителями Смитъ полагаетъ, что «добродѣтель состоитъ въ точномъ соотвѣтствіи между чувствами, побуждающими насъ къ поступку, и причиной или предметами, вызвавшими это чувство». Но онъ находитъ это опредѣленіе недостаточно полнымъ. Всякое чувство или душевное движеніе, предшествующее дѣйствію, можно разсматривать съ двухъ различныхъ сторонъ, или въ двухъ различныхъ отношеніяхъ: во-первыхъ по отношенію къ причинѣ, которая вызываетъ его, а во-вторыхъ по отношенію къ цѣли, которую имѣетъ оно въ виду, или къ дѣйствію, которое оно стремится произвести. Въ первомъ случаѣ мы судимъ о соотвѣтствии или несоотвѣтствіи поступка, а во-второмъ — о его благотворныхъ или пагубныхъ послѣдствіяхъ и одобряемъ или осуждаемъ его. Такимъ образомъ нельзя сказать, чтобы даваемое Смитомъ опредѣленіе добродѣтели отличалось ясностью. Зато онъ долго останавливается на психологическомъ описаніи отдѣльныхъ добродѣтельныхъ и недобродѣтельныхъ поступковъ, и эти описанія бываютъ нерѣдко удачны и занимательны. Справедливость, по его мнѣнію, отличается отъ другихъ добродѣтелей тѣмъ, что соблюденіе ея не предоставлено на произволъ человѣка, что она можетъ быть вынуждена насильственно. «Мы строже связаны обязанностью руководиться справедливостью, чѣмъ дружбою, состраданіемъ, великодушіемъ; исполнение послѣднихъ трехъ добродѣтелей предоставлено въ нѣкоторомъ родѣ на вашу волю, между тѣмъ какъ мы чувствуемъ себя обязанными, связанными, вынужденными положительнымъ обязательствомъ поступать справедливо. Мы сознаемъ, что это можетъ быть потребовано отъ насъ, и что насилие противъ насъ въ этомъ отношеніи будетъ встрѣчено всеобщимъ одобреніемъ. Ничего подобнаго мы не можемъ сказать о прочихъ добродѣтеляхъ». «Человѣкъ, нарушившій священнѣйшія права справедливости, не можетъ подумать безъ страха, стыда и отчаянiя о чувствахъ, которыя онъ возбудилъ въ прочихъ людяхъ. По удовлетвореніи страсти, приведшей его къ преступленію, когда онъ начинаетъ сознавать свое поведеніе, онъ не можетъ одобрить ни одного побужденія, руководившаго его поступками. Онъ становится столь же ненавистнымъ въ собственныхъ глазахъ, какъ н въ глазахъ прочихъ людей; онъ пробуждаетъ къ себѣ ужасъ въ людяхъ. «Онъ страдаетъ отъ одной мысли о по-

Тот же текст в современной орфографии

ным, другое — порочным, рассматривать одно, как предмет одобрения, уважения и награждения, а другое — как предмет порицания, неодобрения и наказания. Вместе со многими другими мыслителями Смит полагает, что «добродетель состоит в точном соответствии между чувствами, побуждающими нас к поступку, и причиной или предметами, вызвавшими это чувство». Но он находит это определение недостаточно полным. Всякое чувство или душевное движение, предшествующее действию, можно рассматривать с двух различных сторон, или в двух различных отношениях: во-первых по отношению к причине, которая вызывает его, а во-вторых по отношению к цели, которую имеет оно в виду, или к действию, которое оно стремится произвести. В первом случае мы судим о соответствии или несоответствии поступка, а во-втором — о его благотворных или пагубных последствиях и одобряем или осуждаем его. Таким образом нельзя сказать, чтобы даваемое Смитом определение добродетели отличалось ясностью. Зато он долго останавливается на психологическом описании отдельных добродетельных и недобродетельных поступков, и эти описания бывают нередко удачны и занимательны. Справедливость, по его мнению, отличается от других добродетелей тем, что соблюдение её не предоставлено на произвол человека, что она может быть вынуждена насильственно. «Мы строже связаны обязанностью руководиться справедливостью, чем дружбою, состраданием, великодушием; исполнение последних трех добродетелей предоставлено в некотором роде на вашу волю, между тем как мы чувствуем себя обязанными, связанными, вынужденными положительным обязательством поступать справедливо. Мы сознаем, что это может быть потребовано от нас, и что насилие против нас в этом отношении будет встречено всеобщим одобрением. Ничего подобного мы не можем сказать о прочих добродетелях». «Человек, нарушивший священнейшие права справедливости, не может подумать без страха, стыда и отчаяния о чувствах, которые он возбудил в прочих людях. По удовлетворении страсти, приведшей его к преступлению, когда он начинает сознавать свое поведение, он не может одобрить ни одного побуждения, руководившего его поступками. Он становится столь же ненавистным в собственных глазах, как н в глазах прочих людей; он пробуждает к себе ужас в людях. «Он страдает от одной мысли о по-