подъ руководствомъ Смита, были для него очень полезны, и что между нимъ и наставникомъ не возникло за все время никакихъ недоразумѣній и неудовольствій. Сначала жизнь въ Парижѣ пришлась не совсѣмъ по вкусу Смиту. «Герцогъ, — писалъ онъ Юму, — не имѣетъ ни одного знакомаго между французами. Я же не могу познакомиться поближе съ тѣми немногими, съ кѣмъ уже знакомъ, такъ какъ не могу пригласить ихъ къ себѣ и самъ не всегда располагаю свободой, чтобы пойти къ нимъ. Жизнь, какую я велъ въ Гласговѣ, по сравненію съ тѣмъ, какъ я живу здѣсь, была пріятнымъ времяпровожденіемъ. Чтобъ убить время, я началъ писать книгу». Но первая остановка въ Парижѣ была непродолжительна. Скоро наши путешественники отправились въ Тулузу; проживши тамъ восемнадцать мѣсяцевъ, они проѣхались по южной Франціи, побывали въ Женевѣ и возвратились назадъ въ Парижъ. На этотъ разъ жизнь въ Парижѣ сложилась очевидно лучше. Смитъ познакомился ближе съ Тюрго, Кенэ, Неккеромъ, Даламберомъ, Гельвеціемъ, аббатомъ Морелле, однимъ словомъ — съ лучшими представителями тогдашняго французскаго общества. «Я познакомился съ Смитомъ, — говоритъ аббатъ Морелле въ своихъ мемуарахъ, — во время его путешествiя по Франции въ 1762 году. Онъ очень дурно говорилъ по-французски, но по его «Теоріи нравственныхъ чувствъ» я составилъ высокое мнѣніе объ его глубокомъ и проницательномъ умѣ. Въ самомъ дѣлѣ, до настоящаго времени я смотрю на него, какъ на одного изъ людей, наблюдения и изслѣдованiя котораго можно считать самыми совершенными по всѣмъ вопросамъ, какими только онъ занимался. Тюрго, любившій не менѣе меня философію, высоко цѣнитъ его талантъ. Мы видѣли его нѣсколько разъ. Онъ былъ представленъ Гельвецію. Мы бесѣдовали о теоріи торговли, банка, общественнаго кредита и о многихъ другихъ предметахъ задуманнаго имъ великаго сочиненія». Общеніе съ этими людьми помогло Смиту уяснить себѣ многое въ тѣхъ вопросахъ, которыми онъ интересовался
тогда. Кенэ, какъ глава экономистовъ-физіократовъ и какъ личность въ высшей степени симпатичная, произвелъ на него повидимому особенно сильное впечатлѣніе. Онъ намѣревался посвятить ему свои «Изслѣдованiя о богатствѣ народовъ» и только смерть замѣчательнаго француза помѣшала ему сдѣлать это.
Послѣ шүмнаго Парижа Смитъ удалился въ свой родной Корккольди и здѣсь прожилъ въ уединеніи цѣлыхъ десять лѣтъ. Онъ собралъ массу матеріала. Нужно было его обработать. Конечно у
под руководством Смита, были для него очень полезны, и что между ним и наставником не возникло за всё время никаких недоразумений и неудовольствий. Сначала жизнь в Париже пришлась не совсем по вкусу Смиту. «Герцог, — писал он Юму, — не имеет ни одного знакомого между французами. Я же не могу познакомиться поближе с теми немногими, с кем уже знаком, так как не могу пригласить их к себе и сам не всегда располагаю свободой, чтобы пойти к ним. Жизнь, какую я вел в Глазго, по сравнению с тем, как я живу здесь, была приятным времяпровождением. Чтоб убить время, я начал писать книгу». Но первая остановка в Париже была непродолжительна. Скоро наши путешественники отправились в Тулузу; проживши там восемнадцать месяцев, они проехались по южной Франции, побывали в Женеве и возвратились назад в Париж. На этот раз жизнь в Париже сложилась очевидно лучше. Смит познакомился ближе с Тюрго, Кенэ, Неккером, Даламбером, Гельвецием, аббатом Морелле, одним словом — с лучшими представителями тогдашнего французского общества. «Я познакомился с Смитом, — говорит аббат Морелле в своих мемуарах, — во время его путешествия по Франции в 1762 году. Он очень дурно говорил по-французски, но по его «Теории нравственных чувств» я составил высокое мнение о его глубоком и проницательном уме. В самом деле, до настоящего времени я смотрю на него, как на одного из людей, наблюдения и исследования которого можно считать самыми совершенными по всем вопросам, какими только он занимался. Тюрго, любивший не менее меня философию, высоко ценит его талант. Мы видели его несколько раз. Он был представлен Гельвецию. Мы беседовали о теории торговли, банка, общественного кредита и о многих других предметах задуманного им великого сочинения». Общение с этими людьми помогло Смиту уяснить себе многое в тех вопросах, которыми он интересовался тогда. Кенэ, как глава экономистов-физиократов и как личность в высшей степени симпатичная, произвел на него по-видимому особенно сильное впечатление. Он намеревался посвятить ему свои «Исследования о богатстве народов» и только смерть замечательного француза помешала ему сделать это.
После шумного Парижа Смит удалился в свой родной Корккольди и здесь прожил в уединении целых десять лет. Он собрал массу материала. Нужно было его обработать. Конечно у
