ную аттестацію профессора, не свободные отъ завистливыхъ чувствъ, какъ и всѣ простые смертные, не часто выдаютъ своему коллегѣ. Не забудьте, что это — не надгробная эпитафія, въ которой можно свободно расточать хвалу, такъ какъ никто не опасается соперничества со стороны мертвеца, а протоколъ по поводу ухода человѣка, полнаго еще жизненныхъ силъ и полнаго надеждъ на будущее Честь и слава университетамъ, умѣющимъ цѣнить своихъ выдающихся людей; ихъ вѣдь немного бывает среди профессоровъ!..
Такъ закончилась профессорская карьера Смита. Въ 1763 г. онъ отправился съ молодымъ Бёклеемъ за-границу, а по возвращеніи занялся дѣломъ болѣе важнымъ, чѣмъ чтеніе лекцій студентамъ. Казалось бы, какой разсчетъ былъ извѣстному професcopy превращаться въ неизвѣстнаго воспитателя англійскаго аристократа? Руководился ли онъ денежнымъ разсчетомъ, я не знаю. Но, по соображенію всѣхъ послѣдующихъ обстоятельствъ, нельзя не признать, что сама судьба не могла бы придумать ничего лучшаго для него. Уже въ то время онъ обдумывалъ свое великое произведеніе и въ интересахъ этого произведенія ему необходимо было познакомиться поближе именно съ Франціею. Во-первыхъ, Франція представляла тогда, по выраженію Беджгота, «музей экономическихъ ошибокъ», а задумываемая Смитомъ книга и должна была разоблачить такія ошибки, сдѣлать дальнѣйшее ихъ существованіе невозможнымъ. Понятно, что изучать экономическія уродства на мѣстѣ, въ музеѣ, было куда полезнѣе, чѣмъ созерцать ихъ издали. Положимъ, и на родинѣ было ихъ не мало, но во всякомъ случаѣ Англія всетаки не представляла музея въ этомъ отношеніи. А во вторыхъ, что еще пожалуй важнѣе, во Франціи существовала уже въ то время цѣлая школа, строившая свое экономическое ученіе на совершенно новыхъ началахъ. Личное знакомство съ представителями этой школы имѣло для Смита громадное значеніе. Не познакомься онъ обстоятельно съ ученіемъ о землѣ, какъ главной производительной силѣ, мы не имѣли бы вѣроятно и ученiя о трудѣ, какъ сущности всякой мѣновой цѣнности, какъ началѣ, на которомъ зиждется матеріальное богатство народовъ.
Едвали Смитъ годился для роли воспитателя; но вмѣстѣ съ тѣмъ едвали къ нему и предъявлялись какiя либо особенныя требованія. Его пригласили больше изъ тщеславія. Однако герцогъ Бёклей писалъ впослѣдствии, что три года, прожитые заграницею,
ную аттестацию профессора, не свободные от завистливых чувств, как и все простые смертные, не часто выдают своему коллеге. Не забудьте, что это — не надгробная эпитафия, в которой можно свободно расточать хвалу, так как никто не опасается соперничества со стороны мертвеца, а протокол по поводу ухода человека, полного еще жизненных сил и полного надежд на будущее Честь и слава университетам, умеющим ценить своих выдающихся людей; их ведь немного бывает среди профессоров!..
Так закончилась профессорская карьера Смита. В 1763 г. он отправился с молодым Бёклеем заграницу, а по возвращении занялся делом более важным, чем чтение лекций студентам. Казалось бы, какой расчёт был известному профессору превращаться в неизвестного воспитателя английского аристократа? Руководился ли он денежным расчётом, я не знаю. Но, по соображению всех последующих обстоятельств, нельзя не признать, что сама судьба не могла бы придумать ничего лучшего для него. Уже в то время он обдумывал свое великое произведение и в интересах этого произведения ему необходимо было познакомиться поближе именно с Франциею. Во-первых, Франция представляла тогда, по выражению Беджгота, «музей экономических ошибок», а задумываемая Смитом книга и должна была разоблачить такие ошибки, сделать дальнейшее их существование невозможным. Понятно, что изучать экономические уродства на месте, в музее, было куда полезнее, чем созерцать их издали. Положим, и на родине было их не мало, но во всяком случае Англия всё-таки не представляла музея в этом отношении. А во-вторых, что еще пожалуй важнее, во Франции существовала уже в то время целая школа, строившая свое экономическое учение на совершенно новых началах. Личное знакомство с представителями этой школы имело для Смита громадное значение. Не познакомься он обстоятельно с учением о земле, как главной производительной силе, мы не имели бы вероятно и учения о труде, как сущности всякой меновой ценности, как начале, на котором зиждется материальное богатство народов.
Едва ли Смит годился для роли воспитателя; но вместе с тем едва ли к нему и предъявлялись какие либо особенные требования. Его пригласили больше из тщеславия. Однако герцог Бёклей писал впоследствии, что три года, прожитые заграницею,
